Александр Потупа - Черная неделя Ивана Петровича
С ума сойти с этим Крабом. Ну, чего он творит? Краб, крап... Неужели крап? Тогда трешкой не обойдешься. Галка баню устроит, мать ее... Пришить бы этому разбойнику пару годиков строгача. Фраер проклятый...
И не было сомнения, что пакостные мысли относились к Ивану Петровичу Крабову - к кому же еще? В принципе, Крабов не обиделся, напротив, он наполнился внутренним раскаянием, но, с другой стороны, очень уж было приятно организовать бурю в застоявшемся субботнем болотце.
По традиции выпивали по финишной и расходились около часа ночи, повеселевшие и довольные друг другом. Но на этот раз атмосфера заметно испортилась. Иван Петрович выиграл тридцать один рубль сорок копеек, причем бедняга Фросин вынужден был заплатить ему почти половину. Понурые физиономии соперников и весьма вольные их мысли портили настроение, но самое важное заключалось в ином - из своего чудовищного выигрыша Иван Петрович решил заначить только червонец, а все остальные немедленно вручить Аннушке. Это обеспечивало, как минимум, недельный покой и всяческие семейные привилегии.
Всемирная любовь охватила Ивана Петровича, и если бы он мог, то несомненно предложил бы каждому рубля по три из своего приза. Для недельного воспарения в глазах супруги вполне хватило бы и десятки.
Натягивая плащ, Фросин снова стал жаловаться на судьбу, на безнадежное дело, из-за которого он, конечно же, схлопочет выговор от начальства. И тут Ивана Петровича черт дернул за язык. То есть хозяин языка буквально почувствовал какое-то щекотное прикосновение к кончику, возможно, это скатилась свернувшаяся в шарик всемирная любовь. В результате, он панибратски похлопал Фросина по плечу и сказал:
- Давайте-ка, Макар Викентьевич, я вам помогу, ей-богу, помогу.
- Да вы что, смеетесь? - вскипел Фросин.- Чем вы способны мне помочь? Вы? Это ж не в преферанс перекидываться!
- Хотите, поспорим, что помогу? - не унимался Иван Петрович. - Допрошу вашего Пыпина и расскажу вам, где он прячет седьмую икону...
- О, пари, пари! - захлопала в ладоши Фанечка, появляясь из спальни в сногсшибательном кимоно.- Заключайте пари!
Фросин затравленно шарахнулся от нее и черными своими дьявольскими глазами уставился на Крабова.
- Хо-ро-шо,- раздельно и твердо проговорил он.- Пари, Иван Петрович, на бутылку "Наполеона", чтоб неповадно было. А бутылочку в следующий раз здесь и раздавим, идет?
Иван Петрович на миг остро пожалел бюджет Фросина, но тут же решил перебросить в заначку еще червонец - мало ли что! Реакция Анны Игоревны на всякие долги чести была ему известна куда как точно...
И вдруг какое-то дрожание мозгового эфира резко испортило ему настроение. Уловив направленные взгляды Фанечки, он услыхал:
Если бы ты еще поприличней одевался и не так слюнявил, можно было бы и потерпеть. Нет, ну тебя к чертям, ничего ты толком не умеешь, импотент несчастный. Вот Дергалов - совсем иное дело, только Киса, по-моему, начинает догадываться...
Конечно, нельзя ошибиться - это в адрес Аронова. "Ах, развратник несчастный",- подумал Иван Петрович, и, сострадательно заглянув в глаза Кисе, покинул его квартиру в полном смятении чувств.
Одиннадцать рублей сорок копеек произвели на полусонную Анну Игоревну неотразимое впечатление. Она даже вскочила с кровати, уронив на пол пухлый жоржсандовский роман, и наградила Ивана Петровича многими восторгами, которые частично компенсировали его злость на Фаину Васильевну Ломацкую.
Погрузившись по уши в необъятную пуховую подушку, Иван Петрович смежил веки и тут же выпал из окружающего мира.
3
Он не сразу понял, куда попал. Первое, что он осознал отчетливо и вполне,- свое целиком расплющенное, истинно двумерное состояние. Потом, пользуясь разветвленной дедукцией, он определил себя как карту, лежащую в прикупе и страстно желающую прийти к нему же самому, признанному королю преферанса, выступающему в каком-то крупном международном турнире или даже на мировом чемпионате.
Одновременно он остро ощутил привкус горечи от того, что никому, в сущности, не нужен, даже Ивану Петровичу Крабову, который, во-первых, стал трехмерным, а во-вторых, вообще не нуждается в валетах неустановленной масти.
Да, да, в этом все дело! Ни к какой из четырех известных мастей плоский вариант Ивана Петровича не принадлежал - он был валетом пятой неопределенной и, возможно, несуществующей масти и потому ни в коем случае не мог встать в козырный ряд. Таким образом, он не способен был принести пользу воображаемому трехмерному Крабову, высоко вознесшемуся в мировой преферансной элите.
Столь бездарное положение плоского Ивана Петровича со никак не устраивало, и он срочно поменялся формой с более привычной трефовой семеркой, находившейся в руках у Аронова. Семерка - почти туз, только с двумя лишними рядами крестов. Операция обошлась сравнительно недорого, странно, что семерка на нее клюнула. Кажется, Иван Петрович поплатился очередью на квартиру улучшенной планировки.
"Теперь я похож на настоящего крестоносца, - не без гордости думал он.- У меня красивый белый плащ, и я должен завоевать гроб Господень".
Но завоевание пока откладывалось, и плоский Иван Петрович медленно полз к Ломацкому, который наконец-то решился осуществить свою давнюю мечту - сыграть мизер втемную на бомбе.
Ломацкий такому прикупу необычайно обрадовался. Славный мизер выходил у него. И все завершилось бы отлично, не взбунтуйся тишайший Михаил Львович.
- Странно, - сказал он дрожащим от обиды голосом,- с какой стати вы, Семен Павлович, фотографию своей супруги в колоду подсунули. Что за намеки?
И он стал показывать всем по очереди валета пятой масти.
- Позвольте, позвольте,- беспокойно заерзал Ломацкий,- но я чего-то не понимаю. Разве вы обнаружили в церкви следы Фаины Васильевны?
- Ага! - торжествующе воскликнул Фросин, который как раз и сдал в прикуп плоского Ивана Петровича или иным образом расплющил его.- Все становится на свои места. Ведь это у вас, Михаил Львович, никакая не Фаина Васильевна, это богоматерь мужского пола, наверное, седьмая икона, украденная Пыпиным. Первый раз вижу икону в виде картежного валета. Во замаскировали!
"Это ж обычный валет, только чуждой нам масти,- подумал двумерный Иван Петрович.- Какое счастье, что я успел поменяться с семеркой. Сейчас все глазели бы на меня, а вскоре всплыла бы истина. Однако подозрения непременно падут - на меня или на того, который притворился трехмерным".
Но воображаемый Иван Петрович ни на что не реагировал, а сидел с гроссмейстерским видом, пристально вглядываясь в свои карты.
Скандала не вышло, а решили, к безусловному неудовольствию Ломацкого, пересдать. Валета чуждой масти попросту выкинули из колоды.
![Александр и Лев Шаргородские - Министр любви [cборник рассказов]](/uploads/posts/books/226450/226450.jpg)