Ли Брэкетт - Марсианский гладиатор
Внизу проносился бесконечно унылый пейзаж из камней и красных барханов, а молчание внутри геликоптера становилось нестерпимым. Кор Хал, высокий кеши и худощавый молодой марсианин, казалось затаили какую-то одну мысль, доставлявшую им порочное наслаждение. Винтерс не выдержал и недовольно проговорил:
— Далеко еще до вашей штаб-квартиры?
Ответа не последовало.
— Зачем эти тайны? — с раздражением сказал Винтерс. — В конце концов, сейчас мы все заодно, а я — один из вас.
— Животные не ночуют вместе с хозяевами, — отвечал молодой марсианин.
Винтерс уже был готов вспылить, но варвар взялся за кинжал, торчавший у него за поясом, а Кор Хал сказал ледяным голосом:
— Вы хотите практиковать Шанга в ее истинной форме — верно, капитан Винтерс? Вы заплатили за Это и вы Это получите. Все остальное неважно.
Винтерс угрюмо пожал плечами, и стал посасывать свою венерианскую сигаретку, ни о чем больше не спрашивая.
Время тянулось медленно, но вот пустыня, казавшаяся бесконечной, стала изменяться — чуть возвышающиеся над песком и лишенные растительности холмики выросли в горную цепь, за которой простиралось дно высохшего моря. При свете Фобоса морское дно выглядело постепенно углубляющимся до гигантской черной воронки-шахты; меловые и коралловые прожилки поблескивали тут и там, пробиваясь сквозь рыжий лишайник, как кости мертвеца сквозь иссохшую кожу.
Но вот Винтерс увидел город, раскинувшийся между горной грядой и высохшим морем, город будто следовал вдоль холмов за исчезнувшей водой. Винтерс увидел следы пяти портов, покинутых один за другим по мере того, как отступало море. Широкие каменные набережные странно выглядели в этой пустыне… Сохранились и полузасыпанные жилые дома — они покидались марсианами и строились заново на более низком месте, а теперь сгруппировались вдоль канала, самого глубокого, где сохранилось немного растительности.
Было что-то бесконечно печальное в этой тонкой темной линии, в этом остатке когда-то бурного голубого океана…
Геликоптер сделал круг над каналом и опустился. Кеши что-то протараторил на своем диалекте, Винтерс понял только одно слово: «Валкис». Кор Хал ответил ему и сказал Винтерсу:
— Нам отсюда недалеко. Держитесь возле меня.
Они вышли из геликоптера. Винтерс чувствовал, что Кеши следит за ним, и что это делается не только ради его собственной безопасности.
Дул сухой порывистый ветер, из-под ног поднимались облака пыли. Перед ними лежал Валкис — масса темных камней громоздилась на берегу, холодных в слабом свете обеих марсианских лун. Поднявшись на гребень, Винтерс увидел разрушенные башни дворца. Они прошли мимо черной стоячей воды по мостовой, выглаженной сандалиями бесчисленных поколений. Даже в этот поздний час Валкис не спал. Желтый свет факелов пробивал темноту ночи, была слышна странная музыка — улицы, переулки, плоские кровли домов кишели жизнью.
Гибкие худощавые мужчины, изящные женщины с искрами в глазах, молча следили за чужаками; а над всем Валкисом слышались характерные звуки городов Нижнего Канала — звон колокольчиков, которые носили женщины-марсианки, вплетая в свои серые косы и подвешивая к ушам и щиколоткам.
Колдовским был этот древний город — колдовским и зловредным, но не уставшим как другие города. Винтерс чувствовал здесь горячую и мощную пульсацию жизни. Ему стало страшно. Его городская одежда и белые туники его спутников бросались в глаза среди обнаженных грудей, коротких блестящих юбок и поясов с драгоценными камнями.
Но, казалось, никто не обращал на них внимания, и они вслед за Кар Халом вошли в бронзовую дверь в стене.
4
— Скоро? — спросил Винтерс с нетерпением, тщетно пытаясь унять дрожь в руках.
— Все готово, — ответил Кор Хал. — Холк, проводи нашего друга.
Кеши, которого оказывается звали Холком, поклонился, и Винтерс последовал за ним.
Дом был совершенно не похож на резиденцию Шанга в Кахоре. Между этими стенами из тесанного камня мужчины и женщины жили, любили и умирали насильственной смертью, а кровь и слезы, собиравшиеся веками, высыхали в трещинах между плитами.
Древние ковры, шторы и мебель стоили миллионное состояние — время их изрядно подпортило, но древняя таинственная красота все еще существовала — даже усиливалась…
Холк внезапно остановился:
— Раздевайтесь, — приказал он.
В другом конце коридора находилась бронзовая дверь с узким «тюремным» отверстием, забранным решеткой.
Винтерс заколебался — он не хотел расставаться с револьвером…
— Почему именно здесь?.. Я хочу сохранить одежду.
— Раздевайтесь здесь, — повторил Холк. — Таково правило для всех.
Винтерс повиновался.
Он голым вошел в узкую камеру. Здесь не было обитого мехами стола, только несколько звериных шкур брошено на голый пол. На противоположной стене — еще одно отверстие с решеткой.
Внезапно за ним закрылась бронзовая дверь, и Винтерс услышал, как загремел тяжелый засов. Стало абсолютно темно. На этот раз он по-настоящему испугался.
Но вот глаза привыкли к темноте, и Винтерс увидел — скорее, почувствовал — что над ним в своде потолка что-то отсвечивает. Он лег на шкуры. Свет в потолке разгорался. Это светилась призма, оправленная в камень, вырезанная из цельного кристалла огненного цвета.
Через решетку послышался голос Кор Хала:
— Землянин!
— Да, — ответил Винтерс, не вставая со шкур.
— Эта призма — одна из оставшихся драгоценностей Шанга. Ее резали мудрецы Каер Ду пол-миллиона лет назад, когда твои прародичи еще не дошли до Космоса. Наши мудрецы унесли с собой секрет и умение резки граней. В мире осталось всего три таких драгоценности…
Искры — они были скорее энергией, чем светом — потрескивали на стенах камеры. Красные, оранжевые, зеленовато-голубые. Маленькие огоньки Шанга, сжигающие сердца. Винтерсу опять сделалось страшно…
— А радиация? — спросил он. — Эти лучи в призме — той же природы, что и в Кахоре?
— Да, природа та же. Но тайна их возникновения исчезла вместе с мудростью Каер Ду. Наверно, они использовали космические лучи, а мы употребляем обыкновенный кварц — он подходит для тех целей, которые мы преследуем в Коммерческих Городах, радиация получается достаточно слабой.
— Кто это «мы»? — поинтересовался Винтерс.
— Землянин, мы — это Марс! — ухмыльнулся Кор Хал.
Разгорающийся свет от призмы, казалось, пронизывал тело Винтерса, горячил кровь, заполнял мозг — это состояние не походило на бурное наслаждение в солярии Шанга в Кахоре — Винтерс корчился и извивался в судорогах от невыносимой, но сладкой боли… Голос Кор Хала звучал бесконечно далеко:
