Морис Лима - Полуночный трубадур
Пышная, округлая Батильда и изящная, смуглая Флориза являли собой прекрасные цветы любви, но молодой человек смотрел только на Иолану. Прямая и строгая, Иолана все еще была в своем длинном платье и в островерхом головном уборе, который делал ее еще выше ростом. Но под складками платья угадывалось сладострастное тело, вызывающее настоящее чувственное наслаждение.
Освещение было очень яркое, так как добавили еще факелов и свечей. Дорогие драпировки свешивались с каменных стен, и сказочные фигуры на них как бы оживали.
Эта атмосфера, присутствие девушек, вызывающих желание и страсть - все это еще более подчеркивало головокружительную красоту Иоланы.
И, кроме того, розы, обласканные, светом свечей этой обители любви (Батильда была все-таки права, назвав ее часовней) погружали молодых людей в состояние сна наяву, им казалось, что они вступают в новый, неизведанный мир.
Иолана приблизилась, сделала нетерпеливое движение. Девушки подбежали к ней и, под восторженным взглядом Эрика, сердце которого сжалось и ком подкатился к горлу, освободили от платья, которое соскользнуло вниз; сняли головной убор, и волна черных волос упала на белоснежные плечи, на крепкую изящную грудь.
Он прошептал имя любимой, и она опустилась на ложе рядом с ним.
Итак, церемония началась.
Батильда и Флориза подошли с обеих сторон к ложу влюбленных, которые пока только держались за руки и, прикрыв глаза, наслаждались близостью друг друга. Набрав в ладони лепестки роз, они принялись осыпать ими влюбленную пару; лепестки падали на обнаженные тела подобно сказочным бабочкам, а служанки тем временем начали протяжно декламировать текст заклинания, которому их терпеливо учила Иолана:
- Вот цветы... для твоего тела и твоих очей...
- А вот цветы для твоих губ...
- Вот цветы для твоих персей и твоего сердца...
- Вот цветы для твоего живота и лона...
- Вот цветы, которые покроют тебя с головы до ног...
Лепестки роз тихо падали на кожу, отсвечивающую то розовым, то золотистым цветом в колеблющемся пламени факелов.
Затем настал черед языческих кушаний.
Батильда принесла бокалы из прозрачного красного хрусталя, привезенные из Венеции. По легенде, они были изготовлены одним несчастным влюбленным, который окрасил их кровью своего сердца; в это время Флориза. подала на серебряном подносе кувшин молодого хмельного вина с виноградников, процветающих на благодатной почве соседних холмов.
Влюбленные утолили жажду, глядя в глаза друг другу, затем обменялись бокалами, возбужденные не столько тонким вином, сколько первыми ласками, которые они позволяли себе, еле сдерживая нарастающую страсть. Одурманивающий аромат роз стал еще сильнее.
Обнаженные служанки внесли кушанья: дичь, запеченую рыбу, пшеничные и кукурузные лепешки, золотистый мед и амброзию, испускающую опьяняющий аромат.
Все было приготовлено отменно, но Иолана и Эрик едва прикоснулись к еде. Их снедал голод другого рода.
Цитру положили на деревянный. сундук, отделанный металлическими украшениями тончайшей работы, и сейчас этот инструмент, с помощью которого Эрик мог заставить повиноваться кого угодно (так говорили в народе), несмотря на то, что не издавал ни звука, казалось, тоже ощущал нарастающее сладострастие, которое наполняло комнату.
В бокалах богемского резного хрусталя принесли другие напитки, искрящиеся и опьяняющие. Но владелица замка и ее любовник уже не замечали ничего вокруг, а верные служанки, сами необычайно возбужденные красотой своей госпожи и мужественностью молодого трубадура, чуть не роняли посуду и утварь, которую держали в руках.
Наконец девушки поняли, что им уже пора удалиться в какойнибудь укромный уголок за драпировки.
Внезапно Флориза вся напряглась.
- Шаги... я слышу шаги... Кто-то идет сюда... Кто-то поднимается в башню...
Иолана, оторвавшись от своего эмпирея, вздрогнула, приподнялась с блуждающим взглядом:
- Что ты говоришь, ты сошла с ума?
- Клянусь, госпожа... я слышала шаги...
Эрик побледнел, возвращаясь к реальности из заоблачных высот страсти, а Батильда зарыдала.
Крепкая дверь, окованная железом, содрогнулась под мощными ударами, наносимыми неумолимой рукой в рыцарской железной перчатке.
- Иолана... что там происходит? Откройте!
В наполненной сладострастием комнате воцарилась тишина.
Как рвется парус, так же внезапно исчезли счастье и радость.
За дверью слышалось бряцание оружия, голоса. А вот голос, сильный и властный, они узнали сразу.
Амори де Кревкер, грозный сеньор, владелец этих мест.
Девушки-служанки обратили взоры к своей госпоже, ожидая распоряжений и надеясь на защиту.
Эрик тоже поднялся, бледный, но решительный, его смущала только его нагота. Но что он мог сделать сейчас против разгневанного рыцаря, тем более, что тот был не один?
- Иолана! Откройте!
Иолана растерянно посмотрела вокруг. Эрик колебался - что делать? Она указала ему на окно, но он покачал головой: - Я не покину тебя...
Иолана не успела возразить - мощный удар обрушился на дверь, которая не выдержала - сорвались петли. На винтовой лестнице, соединяющей этажи башни, виднелась толпа вооруженных людей, которые по приказу Кревкера объединили свои усилия и выбили дверь.
Первым вошел Амори, все еще одетый в охотничий костюм с перевязью, в набедренниках, опоясанный мечом.
Очень высокого роста, широкоплечий, не лишенный, впрочем, благородных манер, граф обвел пронзительным взором своих зеленых глаз (этот взгляд заставлял трепетать многих) всю комнату, ложе, усыпанное увядающими уже лепестками, факелы, бесстыдных голых людей.
- Смотрите, мой брат мессир,- произнес вдруг едкий голос.- Вот уж действительно поучительный для нас спектакль...
Иолана сразу узнала этот голос, хотя не думала, что его обладатель окажется здесь. Знатный сеньор в доспехах и с гербом на груди. Мортимер, барон Мортимер собственной персоной.
Позади солдат де Кревкера, но немного в стороне виднелся бледный рыжеватый молодой человек с тусклым лицом, усыпанным веснушками, с глазами цвета морской волны: он все время довольно глупо ухмылялся. С чувством гадливости Иолана узнала его: это был сын барона де Мортимера Игорь, непроходимый дурак, которого оба феодала осмеливались прочить ей в мужья.
Де Кревкер был вне себя, а вид иронической гримасы на лице Мортимера еще более усиливал его гнев. Но в это время на пороге появилось новое лицо, потрясающее распятием.
Это был дом Бонифаций, капеллан, одетый в рясу из грубой шерсти. Его предупредил тот самый браконьер, который решил поживиться около замка, надеясь на отсутствие сьера де Кревкера, как и все остальные. И надо же было случиться, что именно в этот день Кревкер и Мортимер, пригласив с собой Игоря, решили вернуться ночью в замок, чтобы на следующий день дать, наконец, будущим супругам возможность побыть вместе и получше познакомиться.
