Лестер дель Рей - В руки твои
Внезапно он расправил плечи и снова направился в лес. Адам все же должен восстать и облегчить его одиночество.
Свиньи знают секрет, и он должен узнать его. Все, что ему нужно теперь, это как можно больше свиней, а раздобыть их не представляет труда.
Но двумя неделями позже он так и не стал творцом, оставаясь всего лишь озабоченным роботом, который озадаченно смотрел, как его свиньи с удовольствием чавкают над кормушками. Жизнь вместо того, чтобы открывать свои тайны, с каждым новым наблюдением становилась все более сложной. Флюороскоп и отремонтированный электронный микроскоп показали ему многое, но каждый раз чего-то не хватало. Жизнь, казалось, возникает только из жизни, ведь даже две основные клетки жили каким-то странным способом, не совпадающим с его собственным.
Конечно, жизнь Бога и должна отличаться от животной жизни, но…
Пожав плечами, он отмел свои метафизические построения и вернулся в лабораторию, обходя свинюшек, доверчиво копошившихся под ногами. Он медленно достал последнюю яйцеклетку, хранившуюся в питательной жидкости, положил ее на предметное стекло и поместил под оптический микроскоп. Потом тонкой платиновой нитью поднес несколько сперматозоидов к яйцеклетке пальцы его уверенно двигались на требуемые тысячные доли дюйма.
С неудачами его мастерство оттачивалось, и на сей раз клетки спермы нашли яйцеклетку и проникли в нее. Он наблюдал, как единственная круглая клетка начала вытягиваться и разделяться посередине. Наконец-то он достиг успеха! Появились две, потом четыре клетки, а руки его производили молниеносные, бесконечно малые движения, сохраняя возникавшую жизнь в поле зрения микроскопа. Одновременно он сменил предметное стекло на тонкую мембрану, исчерченную тончайшими трубками.
По ним к делящейся яйцеклетке должен доставляться кислород, а также пища и крошечные порции стимулирующих и управляющих гормонов, которыми он надеялся повлиять на формирование облика будущего живого существа.
Клеток теперь было восемь, и он лихорадочно ждал того момента, когда они потянутся к мембране.
Но этого не произошло! Тем временем началось еще одно деление, но так и не закончилось: клетки умерли, прервав цикл… Все его усилия вновь оказались тщетными.
Он молча сидел, окончательно утратив претензии на божественность. Разум его оказался бессилен перед новым поражением, и мечты канули в ничто, не оставив взамен хотя бы намек на цель и смысл его существования — вместо предназначения осталась лишь пустота.
Он тупо отворил дверцу загона и стал выгонять хрюкавших и сопротивлявшихся свиней прочь — наружу, через туннель, в лес. Хмурое пасмурное небо соответствовало его печали, усилившейся при виде последнего поросенка, скрывшегося за кустами. Свиней нельзя было бы назвать хорошими товарищами, но они занимали его время, а беготня малышей радовала его своей беззаботностью, и теперь — с их уходом — он стал одиноким вдвойне.
Он тяжело рухнул своими шестьюстами фунтами на дерн и уставился на черные тучи.
Муравей из любопытства вскарабкался ему на грудь, а он лишь равнодушно отметил его присутствие. А потом и муравей куда-то исчез.
— Адам!
Зов донесся из леса, звенящий и непреодолимый.
— Адам, явись!
— Боже!
Он вскочил с земли и едва не рухнул снова: от потрясения ноги подгибались и отказывались поддерживать огромное тело. Да и как тут сохранять спокойствие: Бог наконец пришел к нему в мрачный час его величайшей нужды!
— Я здесь, Господи!
— Явись, Адам! Адам! Явись, Адам!
С диким криком робот рванулся к лесу, электрическая дрожь пронзила его. Наконец-то он больше не одинокая щепка, затерявшаяся в водовороте. Бог пришел за ним.
Он спотыкался, ломал цеплявшиеся за него ветви, продирался сквозь кустарник, не обращая внимания на производимый им шум. Пусть Господь знает о его рвении.
Снова донесся зов, теперь более отдаленный и слегка в стороне. Он повернул, с грохотом проламываясь вперед.
— Я здесь! Я иду!
Бог облегчит его горести и объяснит, почему он так отличается от свиней. Господь должен все это знать. А потом появится Ева, и кончится одиночество. Ему, конечно, придется не подпускать ее к Древу Познания Добра и Зла, но он ничего не имел против такой заботы.
Зов вновь прозвучал — и опять с другой стороны. Возможно, Господь недоволен производимым им шумом. Робот умерил темп бега, стараясь двигаться с достаточным пиететом. Над ним шумела листва, пели птицы, и призывный голос раздался на этот раз совсем близко. Он заспешил, скрывая скорость бесшумностью, насколько позволял его вес.
На бегу он крутил головой, стараясь не пропустить малейший признак явления Бога, но пауза оказалась довольно долгой. Когда же наконец зов прозвучал, роботу показалось, что он раздался прямо над его головой. Он присел, осторожно подполз к древнему дубу, из ветвей которого послышался голос, и замер возле ствола — неуверенный и испуганный, но весь пылавший от ожидания.
— Явись, Адам!
Звук раздался прямо над головой, но Господь не проявлял желания обнаружить себя. Робот медленно поднял голову и взглянул вверх, вглядываясь в крону дерева. На одной из ветвей сидела птица, и из ее раскрытого клюва снова раздался зов:
— Адам, Адам!
Он и прежде слышал, как пересмешник подражал другим птицам, а теперь предметом подражания оказался он сам. А он-то бежал за глупой пичугой через лес, надеясь найти Бога! Он вскочил и отчаянно закричал. Его яростный вопль вспугнул пересмешника, и тот поспешно взлетел с ветки и исчез в кроне соседнего дерева, с вызовом вопросив оттуда голосом робота:
— Бог? — и, словно возмущенный отсутствием ответа, хрипло расхохотался, подражая сойке.
Робот вновь опустился на землю и прислонился к стволу, мучительно пытаясь удержать ускользавшую надежду.
Он так мало знал о Боге! А вдруг Он использовал птицу, чтобы вызвать его сюда? Во всяком случае, дерево очень напоминало то, под которым Господь погрузил Адама в сон перед созданием Евы.
Вначале сон, затем появление Бога!
Он решительно распростерся на земле, пытаясь имитировать оцепенение спящих свиней и с негодованием отбрасывая любые попытки разума убедить упрямца в отсутствии у него каких бы то ни было ребер. Попытаться уснуть тоже почти невыполнимая задача для робота, но он мрачно упорствовал, гипнозом вызывая у себя мысленную нечувствительность. Мало-помалу шум леса отдалился куда-то, а потом и вовсе исчез.
Он не помнил, как долго это продолжалось, но внезапно очнулся, расслышав глухой раскат грома. Почти следом за ним полил дождь, омывая предохранительные заслонки на его глазах. На секунду он бросил быстрый взгляд на свой бок, но шрама там не обнаружил.
