Ант Скаландис - Джинсомания
Разгонова пропустили, и это была удача. Не каждый день удавалось так легко проскочить в самую опасную часть города. Но сегодня его вело само провидение, и он обязан был успеть. Успеть во что бы то ни стало. Опередить команду дезинфекторов и спасти Ольгу. Ольга, наверно, еще не знала о новом законе, законе, дающем дезинфекторам исключительное право обыскивать любые квартиры по подозрению в хранении джинсов. А в квартире у Ольги были джинсы. Разгонов знал это. А джинсы были переносчиком вируса.
В переулке послышался топот многих ног, и когда Разгонов дошел до угла, он увидел бегущего зигзагами человека в джинсах, с джинсами в руках и даже с джинсами на руках и отверстием для головы между штанин. Преследователи были в разноцветных комбинезонах: двое в зеленых из оцепления с автоматами наперевес, один в желтом - из дезинфекторов и двое в черных из похоронной команды.
- Стой, стрелять будем! - кричали они.
А джинсоман то ли не слышал, то ли не хотел слышать. Бежал он быстрее, и Разгонов понял, что сейчас начнется, стрельба. Он пригнулся и бросился за угол. И как раз вовремя. Грохнули выстрелы, завизжали пули, зазвенело стекло. Разгонов оглянулся. Джинсоман лежал посередине улицы. Зеленые уходили, опустив автоматы. Желтый снял со спины баллон и обработал труп пенной струей дезинфа-34. А двое черных поволокли джинсомана вдоль улицы, и два мокрых пенистых следа тянулись по асфальту за его ногами.
Джинсомания - страшная болезнь. Все начинается с повышенного интереса к джинсам, с желания иметь их как можно больше, с пристрастия к любованию джинсами и собою в джинсах, а заканчивается полной деградацией интеллекта, потерей речи, беспомощностью, неспособностью поднести ко рту ложку или стакан воды. А крохотный вирус гнездится в волокнах ткани и может быть уничтожен только вместе с самими джинсами.
Разгонов пересек центральную магистраль, по которой, как сонные мухи, ползли танки, и нырнул в тесный кривой переулок. У дверей подъезда Ольги маячили желтые комбинезоны. Разгонов юркнул в подворотню и взлетел на пятый этаж по лестнице черного хода. Дверь на кухню была открыта. Ольги в квартире не было. В квартире никого не было. А на столе лежала записка: "Ушла к Разгонову. Наверно, он еще не знает о новом законе. У него может быть обыск. Встречаемся, как всегда. Ольга." Разгонов смял записку и положил ее в карман. И в этот момент в дверь начали стучать...
- Опомнитесь! - закричала вдруг кликушеским голосом не весть откуда взявшаяся пожилая крупная женщина в сером оренбургском платке. Опомнитесь, люди добрые! Вы же молитесь уже на эти джинсы. Вы же бога себе из них уже сотворили!
- А что, права тетка! - усмехнулся лысеющий очкарик. - Джинсы - это своеобразный культ.
- Все джинсы надо сжечь, - неожиданно вкрадчивым голосом произнес поселившийся в компании Разгонова пьяный. - И всех, кто их делает, продает и носит - тоже сжечь. Сжечь, - повторил он зловеще. - Расстрелять. Уничтожить. Сжечь.
...Сжигали джинсы. Едкий запах горелой крашеной ткани защекотал Разгонову ноздри, когда он начал спускаться в долину. Сизоватый полупрозрачный дымок, смешиваясь с туманом, стелился по высокой траве, проникал в прибрежные кусты, зависал лохматыми путаными прядями над бочажками, образовавшимися в низинах после вчерашнего ливня. Костры горели по всей долине, светясь вблизи большими рыжими пятнами, ощериваясь языками пламени, а вдалеке, у темной стены леса, мерцали желтыми и шафранными звездочками и окрашивали пелену тумана и дыма в неестественный, волшебный и даже какой-то потусторонний розовато-оранжевый цвет. У костров стояли, сидели, лежали, ходили, плясали люди. Некоторые были в спортивных костюмах, в спортивных трусах и майках, иные одеты были в старомодные бриджи и шаровары, женщины - в юбки и платья, некоторые были в исподнем, некоторые - вовсе обнажены, но никого не было в джинсах. Здесь не признавали джинсов. Здесь джинсы сжигали. Мужчина в кальсонах, окруженный стайкой девушек в ярких купальниках, бегал по лугу, размахивая над головой горящими джинсами на длинном шесте. Неподалеку из большого шалаша танцующей походкой выходили молодые красивые, как на подбор женщины, одетые только в джинсы, демонстративно снимали их и бросали в огонь. Этот обряд собрал небольшую толпу зрителей, по преимуществу, мужчин, по преимуществу, нетрезвых. Нетрезвых вообще было много. Вино в долине текло рекой. Великий День Сожжения Джинсов был достойным праздником, для того чтобы напиться вдрызг. Над долиной висел пьяный гул голосов, смех, крики, обрывки песен, тостов, женский визг.
Разгонов шел по траве через шум, суету, через клочья тумана и дыма, пронизанные искорками костров, через запах гари, винных испарений, жареного мяса, табака, лука, пересекая луговину по кратчайшему пути к дальнему лесу. Иногда его толкали, хватали за руки, предлагали выпить, потанцевать, переспать, спеть, погреться у костра, цепляли за брюки, шутили: "Эй, парень, а это не джинсы?" От реки тянуло сыростью и камышами, доносились всплески и все те же крики, песни, пьяные рыдания, визги, смех... Ближе к лесу все было иначе. Костров становилось меньше, в них потрескивали дрова, мягко светились головешки, никаких джинсов, никакого едкого дыма. Возле костров стояли хмурые люди в форме, в свете пламени матово поблескивали автоматы, аккуратно составленные в пирамиды. Вдалеке за лесом слышались выстрелы. Стреляли очередями. Здесь на Разгонова никто не обращал внимания, даже скучающие полусонные молодчики с оружием в руках, патрулирующие вдоль опушки.
В лесу уже совсем стемнело, ориентироваться было трудно, и Разгонов шел сначала на выстрелы и крики, а потом на огоньки, когда они начали мерцать за деревьями. Он вышел на большую поляну и зажмурился. Ему захотелось проснуться. Это был восьмой круг ада. Поляна ревела, хрипела, плевалась огнем и кровью, вздрагивала от выстрелов, исходила дымом и стонами. Сюда пригоняли джинсовых фанатиков, чтобы снять с них джинсы. Мало кто позволял раздеть себя сразу. Они сопротивлялись. Они дрались, кусались, вырывались. Им скручивали руки, их связывали, их били, и иногда плотная ткань, забрызганная, заляпанная кровью, трещала прямо на теле, и джинсы стаскивали по кускам. Посреди поляны высились кресты, обложенные хворостом. Некоторые наиболее красивые джинсы распинались на этих крестах. Люди в форме приставляли к крестам лестницу и, взбираясь наверх, приколачивали джинсы гвоздями к перекладине. Заплаканные полураздетые женщины в окровавленных лохмотьях с растрепанными волосами припадали к подножию крестов, обхватывали их руками, ложась грудью на хворост, и причитали, и выли, выли страшными голосами, уткнувшись лицами в дерево или глядя в черное небо, испещренное рыжими искрами звездочек от костров и холодными белыми точками звезд настоящих.
