Василий Гигевич - Полтергейст
Что правда, то правда - Люба была красавицей, тут уж ни у кого язык не повернется возразить. Годы ее словно не брали. Люба и теперь была полная, розовощекая, крепкая телом, охочая к работе, да и во всех других делах загоралась, как спичка...
Люба с Юзиком через зал направились в спальню. Там, на окне, висели темно-коричневые плотные шторы, поэтому в комнате стоял полумрак. Первым делом Юзик щелкнул выключателем рядом с дверным косяком. Из-под темно-коричневого, как и шторы, абажура свет полился на двухспальную кровать-аэродром.
Белая накрахмаленная постель валялась на полу. У стены, где голубые морские волны бились о скалы, зеркалом вниз лежало трюмо.
Прищурив правый глаз, Юзик долго глядел на всю эту неразбериху, а потом сказал Любе, прятавшейся за его спиной:
- Ладно, будем думать. Пока убирай. А там разберемся, без свидетелей... - и сразу направился к трюмо. Поднял его, поставил на прежнее место и невольно на любимые фотообои загляделся.
...Лежишь на мягкой кровати, отдыхаешь. И кажется, будто ты и не в спальне вовсе, а на пляже, у самого моря, где горы зеленые и скалы высокие. И никакие тебе курорты не нужны.
Хватит, однажды Юзик съездил на курорт, насмотрелся: толчея, люди злые, как собаки, жара несусветная, на пляже ни ступить, тут едят, здесь плюют, а там... Тьфу, одним словом... Едут, дураки, нервы трепать. Зачем, спросить бы у них?
Юзик взглянул на Любу. Повернувшись к нему спиной, она заправляла постель, раз за разом наклоняясь над низкой кроватью.
- Постой-ка, - сказал он Любе, - не спеши - все равно перестилать придется...
- Ну вот, все тебе неймется. И когда только успокоишься? - Люба задрожала всем телом от прикосновения его руки. Разогнулась, повернулась лицом к Юзику. - Что это на тебя сегодня накатило среди дня?!
- А это все твой нечистик виноват... Это он все подзуживает, - руки Юзика уже расстегивали халат - сверху... И взгляд Юзика становился все более озорным, таким он был и тогда, когда впервые на танец пригласил.
И странно: все то, что Люба недавно пережила, из-за чего ее только что трясло и колотило словно лист осиновый, показалось нереальным и смешным. А то далекое, затуманенное прожитыми годами, стало приближаться, становилось все выразительнее - будто вдалеке заиграл оркестр, тот духовой оркестр, что когда-то по выходным играл на танцплощадке.
Неожиданно, будто кто-то задул, сам по себе погас свет под абажуром. А на веранде, где на стене висел счетчик, послышался резкий щелчок. Как будто что-то упало. Если бы в хате был кот, можно было бы подумать, что это его шалости, но кота у Круговых не было.
Люба аж подскочила. Выскользнула из горячих рук Юзика. Огляделась по сторонам и, покраснев от стыда, стала застегивать халат непослушными пальцами.
И ее снова болью пронзило все то, что пережила днем.
"Сегодня, сегодня же вечером сяду переписывать святое письмо. И соседям, и родственникам отправлю..." - подумала о единственном, что могло еще помочь.
Вздрогнул и Юзик, хотя такой уж был смельчак... Оглянулся на дверь спальни, прислушался. Было тихо, как в могиле. И может поэтому обоим, и Любе и Юзику, стало еще страшнее.
Глава вторая
Летучка в кабинете Селиванова.
Борьба Селиванова с алкоголизмом.
Николаенчик говорит такое...
Андрейченко выясняет обстановку.
Селиванов в растерянности. Решение принято.
- Значит, так... Закругляем сегодняшнюю оперативку, - начальник березовского отдела внутренних дел подполковник милиции Селиванов Виктор Петрович обвел взглядом подчиненных, сидевших по обе стороны продолговатого полированного стола. - Подведем итоги. В связи с ускорением и перестройкой нашего общества, на нас, работников милиции, возложена большая ответственность, поскольку оперативная обстановка за последние месяцы резко осложнилась. Надо самокритично признать, что в некоторой степени тут есть и наша вина. Повторяю - наша. И нечего нам на кого-то кивать. Когда с мясокомбината днем и ночью тащат мясо и колбасу, когда со стеклозавода хрусталь мешками выносят, а потом в Вильнюсе загоняют его, то, спрашиваю, чья тут вина? - Селиванов задержал пристальный взгляд на начальнике отдела по борьбе с хищениями соцсобственности. Начальник же глаза боялся поднять рассматривал полированную поверхность стола, как будто бы никогда ее не видел. После мучительной для подчиненных паузы Селиванов продолжал: - Когда среди белого дня в центре Березова подростки у женщин сумочки из рук вырывают, значит, они знают, что их никто не задержит, ни одна собака их не зацепит... Мы, надо честно признаться, на сегодняшний день абсолютно не подготовлены к борьбе с новыми формами преступности. О чем я хочу сказать? О рэкете, который проник даже в Березово. О вымогательстве у кооператоров, у таксистов-частников, у несчастных официанток, вынужденных в связи с этим заявления об увольнении подавать. А что мы думаем делать с наперсточниками? Может, сами поиграем с ними?
- Виктор Петрович, это в основном работа гастролеров, - осмелился подать голос начальник отдела уголовного розыска.
- Так, может, мы себя в Березове гастролерами, а не хозяевами считаем? - Селиванов не сводил взгляда с начальника отдела уголовного розыска. Тот тоже отвел глаза. Затем, после продолжительного молчания, Селиванов произносил последнее, что говорил почти на каждой оперативке: - Необходимо обратить внимание всех служб на самогонщиков. Там гнездится вся зараза: и преступность, и взяточничество, и воровство, и разврат. Изживем в Березове самогоноварение - сразу же станет легче жить не только всем березовцам, но и нам с вами. Все. Можете быть свободными.
Получив такое разрешение, подчиненные потихоньку стали расходиться. Оставшись в кабинете один, Селиванов задумчиво уставился на поверхность стола. Точно так же, как недавно глядели на этот стол его подчиненные.
Была причина запечалиться, была...
Еще в молодости, перед поступлением в Высшую школу милиции, Селиванов, раздумывая над причиной человеческих бед и несчастий, пришел к единственному и категорическому выводу: во всем дурном, что творится среди людей, виновата водка. Она, треклятая, погубит человечество. Тогда Селиванов и дал себе слово - не брать в рот ни капли...
Сколько насмешек, злых шуток и издевательств перенес Селиванов в те застойно-застольные годы, когда вино и водка полноводными реками лились на юбилеях, при открытии всевозможных совещаний и при их закрытии, в дни именин и на свадьбах, на рождениях и на поминках - все обмывалось и задуривалось водкой... Как только не называли Селиванова: и скупердяем ненасытным, который трясется над каждой копейкой и потому не хочет участвовать в складчинах, и больным, и гордецом, и вольтанутым... Селиванов был знаменит на все Березово: как только в компании упоминалось его имя, обязательно кто-нибудь говорил: "А-а, знаю его, знаю... Это тот, что водки в рот не берет", - произносилось это таким тоном, каким говорят об инвалидах или безнадежно больных.
