Чарльз Шеффилд - «Если», 1996 № 10
Хорошенькая возможность, верно? Точнее, невозможность. Ничего удивительного, что Билл попросил сохранить все в тайне. Да если кто-нибудь узнает, он станет посмешищем для всего ученого мира!
И я с ним на пару. Что ж… Я совершил то, чего никогда раньше не делал — снял трубку телефона и набрал новозеландский номер Билла.
— Ну, что скажешь? — спросил он, едва мы обменялись приветствиями.
— Ты все проверил?
— Я отправил образцы бумаги в пять лабораторий. Одна в Японии, две в Европе и две в США. Они датируют бумагу и чернила промежутком с 1840 по 1875 год; среднее значение — 1850. Детали, которые я нашел, были завернуты в промасленную мешковину. Анализ показал приблизительно те же сроки — с 1830 по 1880 год. — Билл помолчал, затем прибавил: — Появилось кое-что еще.
— Что же?
— Это не телефонный разговор. — После продолжительной паузы он спросил: — Ты ведь прилетишь?
— Хорошо бы знать куда…
— В Крайстчерч. Это на Южном острове. Нам предстоит забраться за Данидин. Да, не забудь теплую одежду, у нас здесь зима.
Так все и началось.
Золотистые волосы стали седыми, к ним добавилась бородка с проседью, обрамлявшая обветренное лицо. Билл Ригли напоминал обликом Старого Морехода1, но в остальном остался все таким же, если не считать немного странного взгляда.
Он встретил меня в аэропорту Крайстчерча и сразу, даже не протянув руки, выпалил:
— Если бы это случилось не со мной, я бы ни за что не поверил.
И повел меня к машине.
Билл родился на Южном острове, поэтому дорога из Крайстчерча в Данидин была ему хорошо знакома. Я устроился на сиденье, которое считал водительским (в Новой Зеландии, как и в Англии, движение левостороннее) и, пребывая в странном, но приятном оцепенении после долгого перелета, разглядывал пейзажи за окном.
Мы пересекали равнину Кентербери. Шоссе вело по прямой через темно-коричневые поля. Урожай, судя по торчавшим из земли редким стебелькам, собрали без малого три месяца назад; больше смотреть было не на что, пока мы не добрались до Тимару и не свернули на дорогу, которая бежала по побережью: слева отливало свинцом море, а справа темнела все та же равнина. Я уже бывал на Южном острове, однако надолго не задерживался, поэтому лишь теперь начал понимать, почему Окленд кажется Биллу «набитым под завязку». Навстречу нам попадались автомобили, мы видели людей у дороги, но случалось и то, и другое крайне редко. Чем дальше мы забирались на юг, тем становилось холоднее; пошел дождь, море скрылось за пеленой тумана.
Едва расположившись в машине, мы принялись болтать обо всем на свете, словно намеренно избегая серьезного разговора. В конце концов Билл, выдержав паузу (тишину нарушали только рокот двигателя да шарканье «дворников» по стеклу), произнес:
— Я рад, что ты прилетел. Знаешь, за последние несколько недель мне порой начинало казаться, что я схожу с ума. Сделаем вот что. Завтра утром я покажу тебе все. А потом ты поделишься своими мыслями. Идет?
Я кивнул и спросил:
— Сколько здесь живет народу? В Новой Зеландии?
Билл искоса поглядел на меня.
— Около четырех миллионов.
— А сколько было в прошлом веке?
— Хороший вопрос. Честно говоря, не знаю, сможет ли кто-нибудь на него ответить. По-моему, несколько сотен тысяч. Большинство составляли аборигены, маори. Я догадываюсь, к чему ты клонишь, и полностью с тобой согласен — в середине прошлого века построить в Новой Зеландии аналитическую машину никто не смог бы — хотя бы по той причине, что здесь не было собственной промышленности. Собрать машину из готовых деталей — да, но для этого их нужно было доставить из Европы.
— От Беббеджа?
— Ни в коем случае. Если бы он узнал, что где-то построили аналитическую машину, то непременно растрезвонил бы об этом на всю Европу.
— Но если не от Беббеджа…
— Тогда от кого? Не знаю. Потерпи, осталось чуть-чуть. Вот отдохнешь, увидишь все собственными глазами, а там уже будем гадать, что да как.
Он был прав. Перелет через несколько часовых зон явно подействовал на мои умственные способности — мозг требовал отдыха. Я поднял воротник и откинулся на спинку сиденья. За последние дни на меня свалилось столько информации о Беббедже и аналитической машине, что голова потихоньку начинала пухнуть. Ладно, посмотрим, что за сюрприз приготовил Билл, а потом решим, можно ли отыскать какое-либо более или менее правдоподобное объяснение происходящему.
Неожиданно я сообразил, что до сих пор не замечал главного. Я продолжал твердить себе, что Билл ошибается, поскольку не желал анализировать возможные последствия обратного. Но если он не ошибается… Тогда главное — не появление в Новой Зеландии аналитической машины с инструкцией по программированию, а исчезновение подобных устройств с лица Земли.
Куда, черт возьми, они могли подеваться?
Дорога привела нас на ферму милях в пятнадцати к югу от Данидина. Приехали мы вечером, по-прежнему лил дождь, у меня слипались от усталости глаза, поэтому я ничего толком не разглядел. Помню лишь, что рухнул как подкошенный на кровать в маленькой комнатке с мыслью, что завтра, погожим, чудесным утром, Билл мне все покажет, и всякие вопросы отпадут сами собой.
На деле все вышло иначе. Во-первых, спал я слишком долго, поэтому, проснувшись, почувствовал себя совершенно разбитым. Последние пять лет я почти никуда не выбирался, а потому утратил сноровку и забыл, какое влияние на организм оказывает долгая дорога. Во-вторых, за ночь дождь превратился в снег; с востока, со стороны моря, задул холодный порывистый ветер. Мы с Биллом уселись за видавший виды деревянный кухонный стол, и миссис Тревельян принялась впихивать в меня бекон с яичницей, домашнюю колбасу, хлеб и душистый горячий чай. Она не отступала до тех пор, пока я не начал подавать признаков жизни. Если наша хозяйка, живая, румяная дама лет шестидесяти, и удивилась тому, что Билл пригласил кого-то осмотреть Малый Дом, то виду не подала.
— Что ж, — проговорила она, когда я насытился, — раз вы полезете в гору, вам нужен плащ. Джим свой, правда, забрал, но, думаю, мы вам что-нибудь подберем.
Джим Тревельян покинул дом еще на рассвете — отправился, по всей видимости, к животным.
Заметив выражение моего лица, Билл злорадно ухмыльнулся.
— Неужели тебя пугает перспектива прогулки под легким дождичком?
«Прогулка» обернулась шлепаньем по грязи под мокрым снегом.
— Как ты отыскал это место? — спросил я у Билла, когда мы наконец преодолели склон в полмили длиной и достигли Малого Дома.
— Как обычно — ходил, задавал вопросы… Знал бы ты, сколько таких мест я обшарил!
