Георгий Шах - Огненная колесница Гелиобала
Инженер пропустил реплику мимо ушей:
— Теперь, Гелиобал, займи свое место, настал момент испытания.
По сигналу инженера, Гелиобал и двое его подручных подбросили несколько поленьев в очаг, начали открывать заслонки, передвигать рычаги, совершать какие-то другие сложные манипуляции, смысла которых центурион не мог постичь. Машина обнаружила признаки пробуждения, в котле заклокотало, по трубкам, как по жилам, понеслись горячие потоки, их поверхность начала быстро запотевать, в местах сочленений стали вырываться на волю клочья пара и стекать на песок капли влаги. Шум огня, скрип и скрежет двигающихся металлических деталей, вой пара в закоулках машины, грохот рабочего колеса слились в мощный и неумолчный гул.
Как зачарованные смотрели люди на огненное чудо, созданное их руками. Иные кинулись навзничь, зарылись в песок, охваченные ужасом. Другие, посмелее, все же предпочли отбежать на изрядное расстояние. Смельчаки стояли плотным кругом, насколько позволял жар очага; отблеск пламени гулял по их восхищенным лицам. А впереди, почти у самой топки, Гелиобал, подобный Вулкану, управлял таинством машинного действия с помощью длинного тонкого ломика.
По знаку инженера несколько человек подтащили к машине наспех сколоченную деревянную конструкцию, целую башню, на плоской вершине которой была сооружена система блоков. Они перекинули через блочный механизм толстый канат и, обвязав один его конец вокруг тяжелого камня, закрепили другой на колесе. Центурион проследил глазами, как камень пополз в высоту и повис у края площадки.
— Это один из возможных способов применения огненной машины, — пояснил инженер. — Останови двигатель! — крикнул он Гелиобалу. — Отпусти людей поесть и отдохнуть, а сам подойди к нам.
— Конечно, — продолжил он, обращаясь к центуриону, — первая моя цель употребить машину на стройке храма Юпитера. По моим расчетам, пройдет шесть полных лун, прежде чем это станет возможно. Зато потом мы полетим вперед как на крыльях. Император будет доволен.
Центурион шагнул к финикийцу и уперся в него взглядом; в руке, выдавая возбуждение, подрагивал хлыст.
— Ты молодец, Гелиобал.
— Благодарю, господин.
— Я попрошу легата, чтобы римский наместник удвоил твой земельный участок.
— Да сохранят тебя боги.
— Я хочу иметь такую же машину на своей ферме.
— Как прикажешь.
— Но это не самое важное. Гелиобал, готов ли ты оказать услугу великому Риму?
— Какую именно?
— Огненную машину надо приспособить к боевым действиям. Она должна умножить мощь римских легионов и принести новую славу нашему непобедимому оружию. Понял, Гелиобал? Я хочу, чтобы машина научилась пробивать стены, осыпать противника градом камней, обжигать его воинов горячей струей пара.
— Машина не создана для этого, господин.
— Так ты ее переделаешь!
— Невозможно.
— Поберегись, вонючая финикийская тварь!
— Ты можешь меня убить, господин, но моя машина не станет боевым слоном.
Раздался резкий свист бича, и по лицу Гелиобала пролегла кровавая полоса. Подскочивший инженер успел задержать руку, поднятую для повторного удара. Центурион вырвался, отбросил бич, овладев собой.
— Запомни, — сказал он холодно, — либо ты сам сделаешь то, что я сказал, либо это сделают без тебя другие. Можешь не сомневаться, в Риме найдутся для этого подходящие люди. Твоя машина еще помчит наши боевые колесницы.
Центурион заметно отшатнулся, когда Гелиобал резко кинулся перед ним на колени. Но финикиец не замышлял зла, он всего лишь поцеловал руку римлянину, вскочил и побежал прочь, радостно что-то покрикивая.
Лицо центуриона разгладилось.
— Видишь, — сказал он инженеру, — с этой нацией рабов надо уметь разговаривать. Они понимают только язык силы.
— Да, разумеется, — поддакнул инженер с ехидцей. — Ты усмирил гордеца. Догадываешься, почему он поцеловал тебе руку? — И, не дожидаясь ответа, пояснил: — Ты подал идею использовать машину на колеснице, обнаружил совершенно новую сферу ее возможного применения. Это просто и гениально. Мы принимаем тебя, Луций, в круг изобретателей.
2
Расчеты инженера оказались слишком оптимистичны. Миновало не шесть, а почти двенадцать лун, пока огненная машина была приставлена к делу. Пришлось довольствоваться использованием силы огня лишь на одной операции — подъеме колонн.
Это было эффектное зрелище.
Много десятилетий назад римские архитекторы по воле императора приступили к возведению грандиозного ансамбля, состоящего из храмов Юпитера, Венеры и Бахуса, помещений для жрецов, крепостных сооружений, казарм для гарнизона, жилых домов для администрации, всевозможных подсобных построек, вплоть до просторных конюшен. В долгой истории строительства, растянувшегося на несколько поколений, было немало памятных минут. Но все они, по словам тех, кто мог сравнивать, — уступали торжеству установки колонн — этих гранитных громад высотой в 40 локтей[3] и диаметром почти в четыре с половиной. 54 таких колонны должны были составить величие и красоту храма. Доставить каждую из них за сотни километров и водрузить на отведенное ей место было подвигом.
Колонны собирались из трех частей, и метод их установки ничуть не отличался от того, какой применяли в Египте и Вавилоне тысячу лет назад: делали насыпь, втаскивали обвитую канатами колонну, подгоняли к месту, ставили на попа.
И вот теперь на одной площадке почти одновременно вели монтаж люди и огненная машина. Тысячи рабов, подгоняемых надсмотрщиками, в едином порыве напрягали мускулы. Здесь нельзя было использовать ни буйволов, ни лошадей, ибо животные могли прийти в возбуждение, понести, погубить все дело. Локоть за локтем ползла красавица-колонна к месту, где ей предстояло стоять тысячелетиями. Потом наступали ответственные часы подъема, которые растягивались на сутки. Люди падали от изнеможения или под ударами бича, давили друг друга или сгорали от солнечных лучей.
Огненная машина свою первую колонну с помощью высотной башни и системы блоков поставила на место за неделю, вторую — за три дня. Третью Гелиобал не без самодовольства пообещал поставить за день. Он и его команда начинали приобретать сноровку в управлении двигателем.
Симпатия к машине сблизила инженера и центуриона, и сейчас, коротая вечерние часы за кувшином хиосского вина, они с энтузиазмом продолжали обсуждать ее достоинства.
— Можно мне, господин? — спросил казначей, входя для обычного доклада о состоянии финансов.
— Сегодня я не расположен долго тебя выслушивать, — сказал инженер. Скажи только о том, что заслуживает особого внимания. Если ничего такого нет, можешь отправляться в свой кабак.
