Джоан Виндж - Брандер
— Вы — фанатик игры, Майкл Ярроу, — продолжала она. — Вы анализируете комбинации с быстротой компьютера. Причем я, кажется, догадываюсь, чтó это за компьютер. «Этанак-500», не так ли?
Я замотал головой.:
— Мисс, поверьте, если я сказал вам вчера эту чушь, то прошу прощения. Я хотел произвести на вас впечатление. Мое настоящее имя — Этан Ринг, и я занимаюсь обслуживанием компьютерной техники в Управлении колоний Арабских штатов на Марсе. Но стоит мне хлебнуть лишнего, как меня тут же несет…
— А трезвым вы мне нравитесь еще больше, — она взяла мою руку и, повернув ее, изучила ладонь.
— У вас явный литературный талант. Ваше призвание — сочинительство… Но отпечатки пальцев принадлежат Майклу Ярроу, гражданину США, разыскиваемому по обвинению в воровстве, терроризме и государственной измене. Вашу голову оценивают в пятьсот тысяч долларов.
С убийственным спокойствием она посмотрела мне в глаза.
— Допустим, — сказал я, сжав ладонь в кулак. — В моей комнате игровых фишек на триста тысяч долларов. Если вы так хорошо осведомлены о моих способностях, то должны понимать, что я могу дать вдвое больше.
— К сожалению, деньги меня не интересуют, — равнодушно произнесла она.
— Так что же вам нужно?
— Ваши способности.
— Оптом или в розницу?
Мой сарказм ее явно обидел.
— Напрасно… У меня не было возможности представиться: Ханелора Такаси. — И она щелчком подтолкнула ко мне изящную визитную карточку, мягко скользнувшую по гладкой поверхности стола.
Я приподнял ее и прочитал: «Мои мысли свободны».
Это был девиз корпорации «Свободная мысль, Инкорпорэйтед», собравшей массу интеллектуалов, готовых за высокую плату предоставлять свои знания и способности любым правительствам, организациям или фирмам, нуждавшимся в таких услугах.
— Итак, вы, оказывается, профессиональный штрейкбрехер, — сказал я, употребляя укоренившееся за ними обидное прозвище.
— У нас предпочитают слово «консультант», — она нервно постучала по ножке бокала. — Мы не хотим ничем ограничивать себя: ни страхом, ни ложными узами преданности, ни идеологическим рамками. Поэтому корпорация базируется на Марсе, хотя большинство наших заказчиков находится на Земле.
— То есть, вы просто-напросто намерены нанять меня.
Она покачала головой.
— Учитывая ваши сложные взаимоотношения с правительством США, мы не можем рассчитывать на длительное сотрудничество. Ваши специфические навыки нужны мне для завершения одного небольшого проекта, связанного с компьютерами. Ни больше, ни меньше. Поможете — и мы забудем о вашем существовании.
Обычная проблема: выигрыш неясен, зато проигрыш означал бы возвращение блудного сына к родному очагу и расчленение уникальной личности Этана Ринга, которое начнется с банального отключения штепселя от розетки в моем позвоночнике.
Ханелора Такаси откинулась на переливчато-синюю кожу спинки дивана, с любопытством наблюдая за моим перевоплощением. Всего пять минут назад я готов был пожертвовать ради нее всем, а сейчас желал только одного: чтобы она сгинула.
— Мисс, вы действительно знаете, как вить веревки из мужчин. Только не принимайте это за комплимент… Вы сказали: одна маленькая услуга — и меня навсегда оставят в покое? — От судьбы не уйдешь: если на роду написано что-то потерять, то теряй не задумываясь. И я улыбнулся. — Согласен.
— Прекрасно, — черты ее лица разгладились. И я внезапно понял, какое напряжение она испытывала. — В таком случае идемте.
— Куда? — спросил я, не двигаясь с места.
— Из отеля. Нам нужно кое с кем повстречаться, — и она указала рукой за окно, кивнув головой в сторону других посетителей, толпой направлявшихся к выходу из гостиной. — Дождь должен начаться в 14.20. Вы же не хотите его пропустить?
Дождь на Марсе — вроде снега в южной Калифорнии: явление столь же редкое. Когда он случается, здесь все напоминает встречу Нового года на Земле.
Компьютерная система прогнозирования погоды и сравнительная стабильность марсианского климата позволяют планировать эти праздники. Поэтому, когда грозы проходят над туристическим поясом — над Олимпом, или Городом изобилия, или Морской долиной, — марсиане вперемешку с путешествующими землянами высыпают на улицу, причем курортные гостиницы становятся местами массового паломничества…
В такие дни я тоже не могу устоять перед искушением и, подобно тысячам ностальгирующих колонистов, «внимаю колыбельной ночи, швее волшебной, что сребром и златом уткала шелк холмов… Ты помнишь этот дождь?».
Если бы я не помнил земной дождь так хорошо, меня бы здесь не было… Я поднялся и мрачно сказал:
— Вы правы, черт возьми, я не хочу его пропустить.
* * *Мы пересекли вестибюль и, встав в хвосте выстроившейся у выхода очереди, получили герметические защитные костюмы. Затем в общей массе мы прошли в шлюзовой отсек — переходный коридор, ведущий под уклоном вниз на так называемый «балкон Занаду» — огромную, вымощенную каменными плитами террасу, вполне пригодную для Олимпийских игр. Я заметил, что несколько пышущих здоровьем молодцов предпочли полной защитной экипировке кислородные маски и парки: им, видимо, хотелось ощутить дождь почти по-земному. Сам я еще не дошел до такой степени тоски по родной планете. Люди из той же породы, что и эти оригиналы, хотели бы видеть в программе освоения Марса превращение его во вторую Землю и, надо признать, добились определенного успеха: скажем, растопили полярные шапки, что позволило увеличить атмосферное давление, и теперь каждый желающий, надев шесть комплектов зимнего белья, нацепив кислородную маску и приблизившись в результате усиленных тренировок к выносливости гималайского шерпа, мог отважиться выйти на поверхность планеты без риска загнуться через пять минут. Но климат Марса остался прежним: противным, холодным и почти без осадков, — другими словами, таким же, как на моей родине в Кливленде, штат Огайо.
Мы обошли стороной шумную толпу; крики восторга, врывавшиеся в микрофоны шлема, почти оглушили меня. На самом дальнем участке «балкона» я заметил две фигуры, стоявшие чуть поодаль от общей компании. Один поднял руку в перчатке, и мы приблизились. Я так и не понял, был ли это знак или он просто проверял, не начался ли дождь.
— Цефас? Базиль? Я привела его… — таким образом мучивший меня вопрос разрешился, и мы, присоединившись к ним, отошли в самый угол террасы. Ханелора села на одно из крыльев угловой скамьи, я пристроился на другом, в то время как мужчины, оставшись стоять, оценивающе разглядывали меня. Один из них был громадного роста — мне редко приходилось встречать таких высоких людей, может быть, такого я вообще видел впервые; под прозрачным забралом его шлема я разглядел седеющие профессорские усы и баки. Ханелора подвинулась к углу скамьи, и он сел рядом с ней. Другой остался стоять, видимо, ожидая от меня подобного жеста, но я не спешил, в свою очередь разглядывая его. Определение «горбоносый» было слишком мягким описанием его внешности. В своем сшитом по последней моде защитном костюме он напоминал мне буревестника из детского мультфильма. Наверное, в других обстоятельствах это пробудило бы во мне приятные воспоминания. Я нехотя подвинулся, и он присел.
