Владимир Михановский - Эстафета
Неожиданно перед Пелопом разверзлась пропасть. Он оказался на небольшом плато, со всех сторон окруженном пустотой. Чтобы спастись, нужно перепрыгнуть пропасть.
Странное состояние Пелопа продолжалось. Он вроде сидел у костра в окружении пастухов и в то же время находился за тридевять земель от них, в непонятном царстве пропастей и скал.
Очутившись на плато, маленькой площадке, со всех сторон окруженной пустотой, Пелоп в первое мгновенье растерялся. Выбраться отсюда невозможно. Прыгать? Но в лучшем случае он долетит только до середины и рухнет вниз, на острые пики, поблескивающие внизу сквозь туман.
Эльдарянин напрягся из последних сил, стараясь, чтобы телепатемы получались как можно четче.
Пелоп застонал, словно в мозг его впилась раскаленная игла. Мысль, невозможная, вдруг вспыхнувшая в уме, мучила его.
— Выпей фалернского, — сказал кто-то, протягивая Пелопу козий мех с вином.
— Лучше молока выпей, — сказал старый пастух Пелопу.
Холодное козье молоко на миг возвратило Пелопа на землю. Он услышал оживленные разговоры о давешнем землетрясении, о предстоящей олимпиаде, о видах на урожай. Но тут же оживленные лица пастухов как бы потускнели, подернулись пеленой, костер исчез, и он снова очутился на каменистой площадке.
Прыгать? Прыгать, взяв в обе руки груз?! Но ведь он будет тяжелее?.. Однако внутренний голос убеждал его, что другого выхода нет.
Пелоп сделал несколько шагов, нагнулся, подобрал с земли два каменных обломка. Нет, эти слишком тяжелы. Эти? Слишком легки. А вот эти, пожалуй, в самый раз.
Зажав что есть силы камни в руках, Пелоп попятился от пропасти, чтобы выиграть пространство для разгона. Разбежался и прыгнул, выбросив руки с грузом вперед. Он летел, делая волнообразные движения, а в середине траектории отбросил прочь камни и в тот же миг высоко вознесся над пропастью… Перелетел ее и очутился там, на другом краю.
Ирен
Стоял ничем не замутненный солнечный день, обычный для Спарты, когда во двор их дома вошел незнакомый человек. Тилон в это время, наскоро перекусив куском козьего сыра и лепешкой, резвился в углу двора, в тени невысокой обветшавшей ограды. Мальчик был занят обычным для себя делом: отчертив прутом дорожку для разбега, он старался, разогнавшись, прыгнуть как можно дальше, так, как это делают настоящие атлеты.
Молодой незнакомец, скользнув по нему неласковым взглядом, принялся неспешно подниматься на крыльцо. Сердце мальчика внезапно сжалось от дурного предчувствия.
Из дверей выбежала мать, заметившая гостя в окно.
— Заходи, ирен! Жаркий день сегодня, а в комнатах прохладно, — начала она, жестом приглашая пришельца в комнаты.
— Времени мало, — оборвал ее гость. — Я пришел сказать тебе, что подошел его срок, — кивнул он в сторону Тилона.
Мальчик оставил прыжки и подошел поближе.
— Неужели срок подошел?.. — пробормотала мать, и Тилон с удивлением отметил про себя, что голос ее слегка дрожит.
Гость в задумчивости побарабанил пальцами по глыбе желтоватого мрамора, лежавшей слева от входа. Отец Тилона собирался вытесать из нее несколько межевых столбов.
Мать смотрела на гостя умоляющими глазами.
— Что ж, — произнес пришелец, словно приняв какое-то решение, и резко повернулся к матери. — Если ты настаиваешь на том, что мы ошиблись, и…
— Но ты посмотри, ирен, — перебила мать и указала на Тилона. — Ведь он совсем ребенок, даром что так подрос. И он тяжело болел прошлым летом, мы ведь сказали об этом совету старейшин…
— Не лей пустопорожние разговоры, особенно с женщинами, — бросил незнакомец.
Тилон начал уже догадываться, зачем тот пожаловал к ним.
— Что ж, если тебя, женщина, не устраивают законы Спарты… — Не докончив фразы, гость безжалостно точным щелчком сшиб со своего рукава зеленокрылого кузнечика.
Мать потупилась.
— Полно тебе, ирен, — пробормотала она. — Можешь забирать его.
— Что значит — можешь забирать? — возвысил голос гость. — Ты что, одолжение Спарте делаешь?
Мать промолчала.
— Или ты считаешь, что я с арифметикой незнаком? — продолжал, распаляясь, пришелец. — Конечно, я не Пифагор и не Евклид, но до семи сосчитать умею. А спартанцу больше и не нужно. Между прочим, в совете записаны даты рождения всех граждан, которые…
— Ты считаешь как надо, ирен, — примирительно промолвила мать. — Все сходится. Если кто и ошибся, так это я.
— Это другое дело.
— Зайди, ирен, в дом, выпей холодного молока, — предложила мать. — Или вина.
— Некогда мне. Нужно успеть до захода солнца обойти еще с полтора десятка домов, таких же, как твой… И если в каждом придется мне вести пустые разговоры… Тебя как зовут? — неожиданно обратился гость к Тилону.
Мальчик промолчал, только сильнее сжал ивовый прут, которым расчерчивал дорожку для прыжков.
— Его зовут Тилон, — сказала мать.
— Тилон, — повторил тот, кого мать называла странным словом «ирен». Ишь какой звереныш! Ну, ничего, я научу тебя почтительности к старшим.
— Он еще слаб после болезни… — сказала мать.
— Вот мы и сделаем его сильным. Сильным и отважным, как лев, — с важностью произнес ирен, видимо, чужую фразу. — Готовь его в дорогу. Завтра на рассвете я приду за ним.
— Я испеку свежих лепешек…
— С собой можешь дать ему только одну.
— А козью шкуру можно дать ему в дорогу?
— Нет. Тилон все получит на месте. — С этими словами незнакомец удалился.
Когда калитка за иреном захлопнулась, Тилон вихрем взлетел по каменным ступеням и прижался к матери.
— Вот и кончилось твое детство, сынок, — грустно произнесла она, погладив мальчика по жестким курчавым волосам, почти не знавшим гребня.
Эту ночь, последнюю ночь в родительском доме, Тилон спал плохо. Сон все время рвался, словно худой мешок. А когда удавалось забыться, перед глазами проплывали бесформенные клубящиеся химеры — одна страшнее другой.
Под утро Тилона свалил тревожный сон. Его разбудил пронзительный звук трещотки, раздавшийся под самым окном. Мальчик с трудом оторвал от свалявшейся шкуры тяжелую после сна голову. Первое, что поразило Тилона, был отец. Он стоял на коленях близ ложа. Острые, как у рыси, глаза мальчика разобрали, что губы у отца трясутся.
— Прощай, сынок, — негромко проговорил отец и поцеловал мальчика. Оглянувшись на мать, которая возилась близ двери с тяжелым козьим мехом, он еле слышно добавил: — Храни тебя все олимпийские небожители. Один Зевс ведает, свидимся ли когда-нибудь…
— Эй, пошевеливайтесь! — донесся с улицы нетерпеливый крик.
