Виталий Бабенко - Музей человека
С тех пор Игоряша нервным стал: как хотя бы почтовую марку увидит — его сразу же трясти начинает. А сколько он своей машинке открыток скормил — простых и поздравительных — не счесть.
И надо же, какой дотошный народ эти музейные работники! Не поленились — раскопали Письмо, в рамку вставили, на стенке вывесили. Но — и такта им не занимать: вскрывать не стали.
Наконец взгляд Игоряши остановился на полках с книгами. Что скрывать, это главный предмет обстановки в жилище современного цивилизованного человека. У Игоряши было штук пятнадцать полок с заветными изданиями, которые ему и в душном сне не приснилось бы спускать в пластмассовый бункер машинки.
Старушка-караулыцица уловила направление взора посетителя и кинулась пояснять:
— Это гордость нашей коллекции, золотой фонд. Товарищ Игорь И. был заядлым книгочеем. Все книги без исключения — подарки друзей и знакомых. В своих гуманитарно-деловых кругах товарищ Игорь И. занимал очень видное положение. Люди его ценили, прямо на улице ловили и в благодарность, впрок, делали подношения — кто что: кто — майку, например, кто — свисток, кто — палочку дрожжей или пачку газет, а иные — книги. Товарищ Игорь И. все вежливо принимал, снимая кепку, а Федосея при этом придерживал. Вот и собралась вполне приличная библиотека. Книги хозяин дома всегда читал и делал пометки. Возьмем, для примера, любую. Вот эту хотя бы — «Громокипящая духота (дело о гуманисте-шпионе)», сочинение К. Надеждина. Казалось бы, исторический детектив — и только-то, но и здесь товарищ Игорь И. находил для себя много полезного. Смотрите — многие строчки подчеркнуты, абзацы выделены, на полях — галочки, восклицания, вопросы, междометия. Все это указывает на внимательное отношение нашего героя к чтению, на его общественное лицо и мировоззренческую позицию. Или вот рядом — брошюра «Казань кровавая (исторические факты)»…
Но Игоряша уже не слушал пояснений к собственному общественному лицу. Он внутренне смеялся неприятным смехом и уходил в воспоминания. Любовь к книгам родилась в нем в ту ночь, когда он впервые попал в гости к своему будущему другу и духовному наставнику генерал-доценту Карбованцеву, перепутав этаж и дверь.
Игоряшу нельзя назвать полностью здоровым человеком. По ночам у него часто бывало плохо с глазами и слухом. Иногда — с речью. Вот и сейчас он с трудом вглядывался в расплывающуюся фигуру, что появилась в дверном проеме его, Игоряшиной, как казалось, квартиры. Если бы Игоряша сумел сконцентрировать зрение, то обнаружил бы перед собой бывалого низенького мужчину в майке и шароварах, густо заросшего черным волосом, с бородой утюгом. Что-то такое совершенно бессмысленное бубнил мужчина, но то была лишь временная аберрация Игоряшиного слуха, на самом же деле толстяк говорил восторженно и радушно:
— Здравствуйте, здравствуйте, милости прошу, соседушка. Сочту за честь принять. Много раз видел вас во дворе, но все не решался подойти и заговорить запросто: видно сразу, вы человек занятой и погруженный в мысли. А тут сами пожаловали. Я к вашим услугам. Карбованцев моя фамилия, Петро Армавирович, текстовик.
Непривычный прием поразил Игоряшу. Он понял, что его не будут ущемлять дверью, и открыл было рот, чтобы выразить нечто приличествующее, но генерал-доцент филармонии только замахал короткими ручками:
— Нет, нет, никаких отговорок. И извинений не принимаю. Дело житейское. Всегда рад знакомиться с интересными людьми. Поздний час? Какой же он поздний? Еще и трех-то, поди, нет. Самое время для нас, ученых, мыслить. Вот я тут размышлял над нашим, национальным, аспектом проблемы пространства-времени в морально-потребительском смысле. Я имею в виду кристальную честность великороссов и исконную страсть к воровству, отличающую инородцев. Какова ваша точка зрения на сей предмет?
— Кляйн-бляйн! — сказал Игоряша.
И они вместе вошли в кабинет.
— Так что вы сказали? — переспросил словесник. — Ага… Впрочем, ясно. О делах — потом. Располагайтесь в креслах. Включайте псалмы или гимны, если хотите. Читайте «Четьи-Минеи», пойте, думайте, разувайтесь, мечтайте, молитесь, словом, чувствуйте себя как дома. А я сейчас вас кое-чем угощу, сейчас мы с вами кое-что почитаем.
Игоряша разуваться, тем более молиться не стал, а, помечтав, повалился в кресло.
Добрейший Карбованцев звенел на кухне стеклом, шелестел бумагой, хлопал дверцей холодильника, топтался и кричал через коридор:
— Кстати, соседушка, ваше имя-отчество? Что-то позабыл я. И еще: что вы думаете о нашей, национальной, гибридизации мужского и женского полов человеческих особей русского типа на основе вегетативного размножения? Да, вам известно, что старые славянские книги лучше всего сохраняются в холодильнике? А?
Ни на первый, ни на второй, ни на третий вопросы генерал-доцент ответов не получил. Когда он торжественно вошел в кабинет с подносом, на котором красовались заиндевевшая инкунабула и витиеватый нож для разрезания бумаги, Игоряша уже спал, разметав ноги по стене.
Наутро Игоряша встал поздно и долгое время мрачно, с подозрительностью оглядывался. Голова была тусклой, как доинволюционный гривенник. Справа и слева угрожающе возвышались стеллажи с книгами. К единственному лацкану Игоряшиного пиджака английской булавкой были пришпилены ключ и записка.
«Дорогой соседушка! — писал генерал-доцент Карбованцев. — Извините, что убежал не по-хозяйски: не угостил Вас завтраком и не поднес утреннюю газету. Дела: непременно должен быть на Булгаринских чтениях. Отдыхайте, набирайтесь сил. Читайте: библиотека в Вашем распоряжении. Не забудьте о проблемах, над которыми мы с Вами бились вчера вечером. Я буду к ночи. Если к тому времени Вы захотите уйти, дверь закройте, а ключ сломайте и выбросьте в мусоропровод: у меня их много. С филармоническим приветом — Петро».
Игоряша долго перечитывал записку, затем пошел к холодильнику, вернулся, сопя, и хотел было снова прилечь, да передумал. Взгляд его бестолково бродил по стеллажам. Никогда еще в жизни Игоряша не видел столько книг в одном месте. И названия-то больше всего странные: «Астрология: люди, события, факты», «Лечение южной волосатости с помощью направленного канцерогенного процесса», «Аракчеев в воспоминаниях современников», «К вопросу об исторической прародине первоариев», «Губернии и волости Этрурии», «Пролегомены к Влесовой книге» и прочее, и прочее… Игоряша протянул руку, наугад выхватил книгу (это оказалась «Перепись крестьян мужского пола Тульской губернии на предмет перевода их в дворянское сословие (проект), 1859 год» и раскрыл ее. Батюшки! Уж если кто и умел читать книги внимательно, так это Петро Армавирович Карбованцев. Многие строчки и некоторые слова были подчеркнуты (а иногда — вычеркнуты) красным, черным и синим фломастерами, абзацы — отчеркнуты, на полях рябили бесчисленные замечания, вопросительные и восклицательные знаки, скобки, стрелки и пометы об исправленных опечатках. Словесник питал особую неприязнь к иностранным заимствованиям и везде, где только мог, заменял греческие и латинские слова на коренньй, народные. Страницы книги поэтому рябили в глазах.
