Алексей Корепанов - Мы все из Эльсинора
И Рин Малайн отправился за тридевять земель, на Лумию, преисполненный мрачной уверенности в том, что его будут жарить на медленном огне и отрезать от его тела кусок за куском… кусок за куском… Долго, очень долго.
Ему было все равно.
Он не боялся физических мук – они не могли оказаться сильнее его душевной боли.
*– …Так я попал на Лумию…
– Я знаю, – отозвался Дагл Синкер. – О твоем деле сообщали все масс-медиа.
– Значит, прославился на всю Сферу, – криво усмехнулся Рин Малайн. – Вкусил всемирной славы…
Казалось, парабола его опьянения вдруг пошла на спад, и он выглядел теперь гораздо более трезвым, чем раньше, хотя продолжал исправно поглощать довольно забористый ликер.
– Они мне там все время мозги пудрили… Взаперти не держали, хотели показать, какие они хорошие… Много всякого про себя рассказывали, и душеспасительные беседы вели, все чего-то выпытывали… И так, и этак… Я им объясняю, про сына, – а они дурачками прикидываются. – Рин Малайн скрипнул зубами и резко, со стуком, поставил бокал на стол, расплескав ликер. – Ну, тогда я им! В общем, чуть не прикончил одного… – Рин опять заскрипел зубами. – И после этого они меня… назад… И знаешь, что сказали напоследок?
Дагл Синкер молча повел плечом.
– Мы, говорят, знакомились с вашей культурой. Знакомились они, твари! Вы, говорят, так и остались в Эль… Эльсиноре. Ты знаешь, что такое Эльсинор?
Синкер опять пожал плечами.
– И я не знаю. А спрашивать не стал. Но я другое знаю, – Малайн покачнулся и наставил на собеседника указательный палец. – И ты тоже знаешь, и все мы знаем. Теперь этих тварей здесь нет. Убрались ко всем чертям!
Синкер удивленно поднял брови:
– Ты думаешь, что лумийцы… – Он откинулся на спинку кресла, озадаченно обхватил ладонью гладкий подбородок. – Значит, решили, что мы недостойны общения… Вот в чем дело. Тогда понятно, почему они так внезапно, без объяснений…
– Да нет, просто струсили! Я так думаю. Испугались, гады, моей мести, и мести других. Может, не только Артис…
Дагл Синкер с сомнением взглянул на бывшего однокурсника, но промолчал.
Он молчал, и смотрел на сгорбленного, усохшего Рина Малайна, и вновь думал о своем.
Много лет он ничего не слышал о Рине Малайне, и если бы не случайность…
Синкер долго наводил справки – и вот, наконец, разыскал этого человека. И теперь собирался сказать ему несколько слов. Для того он и прибыл сюда, на задворки метрополии, в глухую провинцию, пристанище тех, кто не преуспел в жизни.
Когда-то курсант Малайн жестоко обидел курсанта Синкера, выставил на всеобщее посмешище, унизил в глазах девушки. Такое не прощается.
– И все-таки лумийцы ушли не потому, что испугались, – сказал Синкер. – С их-то вооружением… Они просто не хотят иметь с нами дела. Ну да ладно.
Он пригубил свое вино и, прищурившись, спросил:
– Как там твоя… Уни?
Малайн поднял на него больные глаза:
– Уже никак… Два года уже никак…
– Соболезную.
Cинкер подался к серому, потрепанному жизнью человеку и медленно, отчетливо добавил, упиваясь собственными словами, чувствуя, как сладко, упоительно теплеет в груди:
– А ведь Артис – вовсе не твой сын.
«Эльсинор…» – отзвуком пронеслось в глубине…
Украина, г. Кировоград
