Роберт Хейсти - «Если», 2002 № 10
— Не хочу вас затруднять.
— Бросьте, какие затруднения?
Мы берем чемоданы и шагаем по длинному коридору к автостоянке.
Маленький отель, где он остановился, оказывается в нескольких кварталах от центра. Это старый район, довольно убогий и в то же время уютный. Подобные островки прежней жизни остались в любом городе, и старые коммивояжеры знают каждый из них.
Дождь все еще идет, холодный и ровный. Мой спутник поднимает воротник, надвигает на лоб клетчатую дорожную шляпу, снова благодарит меня и счастливо бежит к двери.
Легкий отблеск света из вестибюля превращает дождевые струи в серебряные провода, и старик исчезает. Через несколько минут он будет сидеть в баре, в тепле и сухости.
Я останавливаюсь, чтобы закурить сигарету, глубоко затягиваюсь и направляю тонкую длинную струйку дыма на лобовое стекло, прежде чем снова выехать на улицу.
Мне давно уже было не по себе, но теперь я знаю точно. Они чувствуют. Разумеется, никто не знает, что мы уже здесь, но все понимают: что-то не так. И они определенно не готовы к нашему вторжению. Если мы появимся сейчас, они причинят себе вред, попытавшись сопротивляться.
Будет нелегко убедить остальных членов Команды Захвата, но ничего другого не остается. У нас нет ни малейшего желания уничтожить эту планету и живущих на ней людей. Но если дебаты с Командой продолжатся слишком долго, все будет кончено. В лучшем случае, мы едва успеем связаться с лидером Двенадцатым, чтобы остановить их. Чертов коммуникационный лаг! Сумеем ли мы когда-нибудь преодолеть эти административные барьеры? Хорошо еще, что мы решили встретиться, и группа из Каппадокии наконец согласилась приехать. Команда Захвата рассеяна по всему миру, и мы лишены возможности пользоваться нормальными каналами связи… Поэтому я не успею добиться согласия от всех участников, чтобы вовремя остановить вторжение.
Впрочем, может быть, все и обойдется. Что такое для нас один цикл? Но подумать только, что могут сделать с ними сто семьдесят два их года?! У них и без того чрезвычайно развито восприятие, даже рудиментарное чутье, хотя они совершенно ничего не знают о резонансах. Нам, возможно, придется ждать два цикла. В любом случае наша миграция сейчас немыслима.
* * *Группа из Новой Зеландии не согласна. Группа с Галапагосских островов — тоже. Кое-кто не пришел к единому решению. Определенно, борьба будет нелегкой. А время! Время, которое мы теряем!
— Никогда не слышал ни о чем подобном. Неужели вы сомневаетесь, что мы сможем с ними справиться? Когда это у нас были трудности в общении с аборигенами?
Новозеландская группа дружно кивает.
— В конце концов, мы получили полный отчет из отдела Исследований, прежде чем что-то планировалось, — вступает одна из центрально-европейских групп. — А сейчас уже невозможно отозвать Команду. Слишком поздно.
— При всем уважении к отделу Исследований, — вступаю я, — на других галактиках мы не встречали такого уровня развития. При поверхностных контактах этого не определить. Здесь — истинная чувствительность. Они не станут приспосабливаться.
— А через цикл-другой с ними вообще сладу не будет, — парирует Галапагос. — Ничего не поделаешь. Нам некуда идти. Вы знаете, сколько времени потрачено на поиски этой планеты. Надеюсь, вы не забыли, что наша погибает? Предлагаете остаться бездомными?
— Время еще есть, — перебиваю я. — Мы всегда сможем прийти в следующем цикле, если понадобится. И я убежден: к этому времени они смогут нас принять. Это будет даже интересно — они так похожи на нас. Во многом. Уберите лишний палец, исправьте строение уха, и окажется, что в некоторых вещах они даже впереди нас. Взять хотя бы те звуки, которые они называют музыкой…
— Мы согласны с Центральной Америкой.
Это встают африканские группы.
— Нет никакого сомнения в их чувствительности. Ей нужно позволить развиться, прежде чем мы начнем мигрировать сюда. Они смогут понять… принять нас.
— Согласен! — говорит Крайний Север.
— Если мы собираемся все отменить, — вступает лидер Команды Захвата, — это нужно сделать немедленно. Давайте голосовать.
Голосование мы провели, хотя был момент, когда все держалось на волоске. Однако пришлось задержаться до самой пятницы, вырабатывая детали отхода.
Я добираюсь до аэропорта, выжатый, как лимон, едва держась на ногах.
Он здесь! Вечный Путешественник. Прислонился к стойке бара. И вяло приподнимает руку в приветствии.
— Хелло, — киваю я. — Это совпадение или кто-то за кем-то следит?
Он улыбается, показывая широкий прогал в верхних зубах.
— Чистое совпадение. Поверьте, такое бывает, и нередко.
Я сигналю бармену, чтобы подал пиво.
— Думаете, совпадение?
— О, да, — кивает он, — когда попутешествуете побольше, сразу поймете, о чем я. То и дело натыкаешься на знакомых.
— Как идут дела? — спрашиваю я, потянувшись к кружке.
— Заключил пару шикарных сделок! Представляете, на этой неделе акции поднялись на шестьдесят пунктов!
— И не говорите!
— Еще бы! Для меня это означает три тысячи баксов! Кстати, куда вы теперь? Обратно в Чикаго?
— Нет. В другом направлении.
— Жаль, — тянет он, прежде чем осушить стакан и стукнуть им о стойку с долгим громким вздохом удовольствия. — Могли бы снова сесть вместе.
Он легко соскальзывает со стула и поднимает «дипломат».
— Но мы обязательно увидимся снова. Извините, мне пора.
Я смотрю, как он идет по проходу, сворачивает налево и сливается с потоком плеч и голов, багажа, двигающихся к летному полю. Мне тоже жаль расставаться с ним. Он словно стал частью обстановки. Но перед тем, как попрощаться, был миг, когда он взглянул на меня, будто хотел сказать что-то, и я понял: он такой же коммивояжер, как я — венерианский пастух.
И эта его история — чистая фантастика, хоть людям и удалось выиграть сто семьдесят два года. Не было никакого Френка. И Билла. Да и Ролфа тоже, вместе с новоорлеанским баром. А был ли глухой? Возможно. Кто знает?
Перевела с английского Татьяна ПЕРЦЕВА
Филип Дик
ОСОБОЕ МНЕНИЕ
1.
Я лысею… — вдруг подумалось Андертону. — Лысею, толстею и старею». Эта мысль пришла ему в голову сразу, как только он взглянул на молодого человека, входящего в его кабинет. Но вслух комиссар, конечно, ничего подобного не сказал. Просто отодвинул кресло, решительно поднялся и вышел из-за стола с дежурной улыбкой, протягивая руку.
