Ллойд Биггл - «Если», 2002 № 02
Вечера Лефарн посвящал размышлениям о том, как бы половчее разобраться в тайнах Нилинта.
Джедд давно отказался от мысли объехать галактику. Загадка Нилинта полностью овладела его воображением. Он уже знал, что работа агента Бюро тяжелее любой другой. А теперь понял, почему. Это была цена за доскональное изучение планеты — и цена справедливая.
Он создавал себе репутацию честолюбивого и трудолюбивого гуранта, полного решимости сделать карьеру. Лично у него были большие сомнения в том, что эти высокие качества помогут скромному гуранту подняться на достаточное количество ступенек общественной или экономической лестницы Нилинта, но это его не заботило. Дурацкие традиции и негибкая структура гильдий не оставляли сомнений в том, что ни гурант, ни кто-либо еще не может сменить профессию. Стал гурантом — останешься им; впрочем, это тоже не волновало Лефарна.
В настоящее время его заботы были связаны не с планетой Нилинт, а с начальством. Должность координатора планеты с индексом И/Н считалась в Бюро синекурой. Дел у него было немного, но координатор Нилинта, Элвин Стэнтлор, сумел и здесь все запутать. Он редко покидал орлиное гнездо своего штаба — разве что когда отправлялся в рай необитаемого островка, где личный состав штаба проводил отпуска. Он ничего не знал о Нилинте, кроме того, что сообщали ему агенты, и редко отдавал приказания, а когда без них было все-таки не обойтись, делал это через племянницу, Раису, которая числилась у него заместителем и знала о Нилинте еще меньше, чем ее дядя.
Племянница была первостатейная стерва, менее всего сведущая именно в том, в чем была больше всего уверена; к тому же она щеголяла своим невежеством. Накануне Лефарн крепко повздорил с ней по коммуникатору и все еще кипел от негодования. За два дня до того она приказала, чтобы он добыл поэтажные планы нескольких зданий в зваальском хузваале — обнесенном стеной внутреннем городе, где проживала элита, — и теперь буквально изводила агента суровыми вопросами, почему он не выполнил приказ. Лефарн понятия не имел, как проникнуть в хузвааль, причем ни один из знакомых аборигенов никогда не видел, что находится там, за стеной.
Раиса Стэнтлор, к слову, одевалась с прискорбным отсутствием вкуса. К тому же ее шею неизменно украшало самое отвратительное ожерелье, какое Лефарн когда-либо видел: нагромождение несоразмерных кусков черной пластмассы, способных вызвать ночные кошмары. Лефарн с большим трудом воспринимал Раису Стэнтлор как существо женского пола.
Проблему Стэнтлоров способно разрешить только время. Рано или поздно нагрянет неожиданная инспекция, и дядюшку с племянницей турнут с планеты, после чего у Лефарна станет одной заботой меньше.
Прожив почти год в Зваале, он так и не мог отыскать и крупицы смысла в государственной, экономической и социальной системах города. И чем дольше он изучал эти материи, тем больше убеждался: в них изначально заложено какое-то логическое противоречие. Лефарн не понимал, как эти системы вообще способны функционировать.
Несмотря на досадную неразрешимость этой загадки, большую часть времени агент наслаждался жизнью. Завсегдатаи рынка были зваальскими париями, но Джедду они нравились. Его забавляли их проделки и глупые шуточки, и он всегда помогал приятелям, чем мог. У агента Бюро было единственное преимущество — финансовое. Монеты, подделанные на Базе, ничем не отличались от подлинных. И пока Лефарн был способен убедить людей, что деньги, которые он платит, заработаны тяжким трудом, он мог тратить столько, сколько душе угодно. Он щедро помогал обделенным судьбой и покупал конфеты для детишек. На рынке он легко снискал славу самого щедрого гуранта в Зваале.
День за днем он устало тащился по неказистым улочкам, делая вид, что зарабатывает на жизнь, и даже не подозревал, что город вот-вот взорвется. Но это случилось, и случилось в тот день, который начался, как все прочие. Лефарн со своей тележкой появился на рынке одним из первых. Ранние покупатели неспешно растекались по рядам: домохозяйки в ярких накидках, покорные мужья, посланные женами за провизией. Каждый надеялся сделать покупки, прежде чем начнется утренняя толчея.
Старый Марфли, рыночный мастер песчаной скульптуры, как всегда, торжественно вступил на рынок, толкая перед собой тачку с огромным количеством инструментов и кувшином воды. Обвешанный ножами, совками, лопаточками, колышками, формочками и шаблонами, он в своем диковинном рабочем комбинезоне походил на заправского инженера, собирающегося не больше не меньше переделать атомный двигатель. Марфли направился прямо к своей песочнице, и не было сомнений, что еще до обеда он создаст пейзаж, или часть города, или что-то столь причудливое, для чего и названия не подберешь — и все из песка.
Братья Билифы, борцы и гимнасты, вышли на ринг и начали выступление. Как-то раз Лефарна уговорили померяться силой с младшим из пяти братьев. Все торговцы собрались вокруг, предвкушая потеху, но Лефарн не известным на Нилинте приемом легко положил на лопатки Билифа, который полагался только на силу. Братья почувствовали не обиду, а, скорее, почтение и с тех пор считали Лефарна своим.
В вихре разноцветных одежд явился рыночный оркестр. Музыкантами на Нилинте были исключительно женщины, и одевались они еще более пестро, чем домохозяйки. Оркестрантки пиликали на тяжелых аккордофонах или дудели в крошечные, похожие на губные гармошки аэрофоны. Столкновение столь разных тональностей вызывало в сознании Лефарна образ смертельной схватки двух неуклюжих, но весьма агрессивных животных. Впрочем, время от времени он присоединялся к оркестру и извлекал из неудобного аккордофона созвучия, которые музыкантам и не снились.
Нечего сомневаться, что и для оркестранток Лефарн стал самым лучшим гурантом в Зваале.
Беспорядочной кучкой прошли стражники; на их желто-коричневых мундирах красовались медные пуговицы, надраенные до блеска, которому не суждено было продержаться и до обеда. Стража устроилась в маленькой будке в центре рыночной площади. Призванные блюсти порядок, который никто никогда не нарушал, они от безделья взялись за бутылку и самозабвенно предавались пьянству.
Наконец, когда толпа покупателей постепенно начала убывать, на рынок вползла жирная туша Окстона. Тогда, в первые дни на Зваале, заступничество доброго шута буквально спасло Лефарну жизнь. Смертность среди агентов на новых планетах была удручающе высока: не каждый мог выжить в непривычных условиях, а тем более — быть принятым обществом.
Лефарн сторицей отплатил Окстону за покровительство. Когда тот болел или страдал тяжким похмельем, Лефарн ухаживал за ним и не позволял тратить деньги до тех пор, пока Окстон не начинал их зарабатывать.
