Наталья Володина - Яблоко для тролля
Видимо, он подошел слишком близко. Убийцы-сторожевые заметили наблюдателя и азартно засвистели. Тут же все: и сытые, и очень сытые, и обожравшиеся повскакивали и с воем бросились к нему, желая продолжить потеху. «Ладно, — подумал Тролль, — я вас не приглашал». И нырнул в лес.
6
Когда Тролль в очередной раз оглянулся, преследователей осталось всего пятеро. С незнакомым ранее мстительным удовольствием вспомнил он, куда девались остальные. Зыбучий песочек — один, сломанное бурей дерево, которое в нужный момент стукнули по определенному месту — два, приятель медведь не оплошал — три, водоворотик на переправе — четыре и т. д. Мелкие лесные неприятности. Даже придурок-кабан не подвел, до сих пор, поди, топчет того кривоногого, наступившего отдыхающему в кустиках зверю прямо на морду. Что в запасе? Вихлявое бревно-мосток через речку. Не столько речка глубока, сколько падать высоко. На камни опять же. Болотище в низине, там и зимой провалиться можно, а с виду — чинно-пристойно, полянка полянкой. И, конечно, особенный сюрприз. Тролль опять оглянулся и с криком: «Бодрей, бодрей! Не унывать! Не отставать!» — прыгнул на подленькое бревно.
После болота сзади топал только один, но и Тролль порядком подустал. Преследователь был ражий мужичище-вожак с ломаными зубами. Может, он с рысью целовался, неизвестно, но губы у него отсутствовали, и оскал казался совершенно зверским. Изо рта текла пена, по телу сочилась кровь от мелких порезов, рука беспорядочно болталась, копье утонуло в болоте. Однако ноги работали равномерно и мощно.
Тролль вдруг встал и развернулся. Детина дотопал до него, взмахнул здоровой рукой. Взглянул Тролль в мертвые глаза и резко отпрыгнул назад. Самец шагнул.
— К тебе брат, — горько усмехнулся Тролль, отвечая торжественно взвывшему волку.
7
Тролль сидел, обхватив руками колени, на краю становища, на одном из немногих свободных от подсыхающей липкой бурой корки и внутренностей клочков травы. Кровь людей была ему неприятна.
«Забавно, — мелькнула вялая мысль, — к звериной крови у меня нет отвращения». Лес оцепенело молчал, деревья прижали листья к веткам, живые твари попрятались по норкам и гнездам. Или разбежались?
— Поболтаем? — Крак шмякнулся на плечо.
— Уйди. Я устал.
— Ты не устал, ты задумался.
— Неужели? Может, знаешь о чем? Я — нет.
— О том, о сем… Ты уходишь к людям. — Не дождавшись реакции, Крак добавил: — И больше не будешь к ним привязываться.
Тролль тряхнул плечом так, что тяжелая птица, кувыркаясь, отлетела к деревьям. Взял одну из странных палок с блестящим концом, и отправился нанести визит.
— Будешь в наших краях — заходи! — каркнул Крак вдогонку из кустов.
8
Обожравшийся волк в своей яме даже головы не поднял.
— Теперь тебя некому будет кормить. Что ж, напоследок ты неплохо пообедал.
Серебристая струя мягко вошла выродку точно между глаз.
9
— Мамашенька, что же это! Какие вы ужасы дитю рассказываете! — неожиданно прервала зашторенная бабулька благородную тишину. Я не оговорилась? Ух ты! Действительно, в вагоне царила тишина. Паровозные гудки, грохот колес о шпалы, скрежет дряхлого состава, естественно, не имели никакого значения. Геничка прилип к лавке, мордочка сияла вдохновением.
— Не нравится — могу не продолжать, — буркнула я. — Можно подумать, с нашей стороны сказки приятнее.
— Нет-нет, прошу вас! Весьма оригинальная притча, — взмолился из соседнего купе интеллигентный голосок стареющего любителя корвалола. «Ага, конечно! — саркастически подумала я. — Притча-то банальная, да ваше сердце второго пришествия Генички никак не выдержит».
— Мамочка! — встрепенулся сынуля. — Плохие скоро оживут? Чтобы опять биться.
— Сказать по правде, плохие не оживают. Но и не переводятся, так что без них не останемся.
— А Тролль не умирает? Ты сказала, он живет вечно. Это долго?
— Это всегда.
— И сейчас живет?
— Да. Обязательно. Где — не знаю, честно говорю. Может, в Пензе.
— Почему в Пензе? — удивилась поборница курочек Ряб для детских ушей. — Я ж оттудова. И дед мой, и тетка, и…
— Значит, в Орле, — решительно прекратила я пререкания. — Дальше будете слушать или нет?
— Будем! — дружно ответствовал вагон, и в каждом гласе звучала своя надежда. Персональная, как компьютер.
10
Положим, жил Тролль все же не в Орле, а в Нижней Салде. Работал в армянской фирме «Тарго» коммивояжером, продавал мужскую косметику: средство от перегара «Антитещ», одеколон «Буря кроет», дезодорант «Ара-мать», шампунь «Для перхоти», прочую мужчинскую ерундистику, сплошь из натуральных химикатов. Шел он по грязной вонючей улочке времен дедушки Демидова кривиком (т. к. улочка изгибалась змеюкой) к бюстозаводу имени дедушки Ленина. Во время оно специализировалось предприятие на выпуске бюстов второго по ходу рассказа дедушки, а сейчас шлепало первого. Дело оказалось выгодным, зарплата выплачивалась, мощности наращивались. В общем, наличествовали на бюстозаводе потенциальные жертвы армянской товарной интервенции.
Выглядел Тролль нынче презентабельно, лицо фирмы как-никак: клетчатые брючки модного кроя, куртка с разрезами «роза ветров», стильные боты на двух каблуках под углом, все одноразовое, яркое — просто супер. Правда, вид несколько портила торчащая грива. Специалист по визажу, сотрудник «Тарго», долго загибал ее в разные стороны, намачивал, накрашивал, накручивал, прореживал, потом заплакал:
«Слющай, тебя какой мама рожаль? Не армянский?» И лишь услышав категорическое «нет», слегка успокоился.
Сначала коммивояжер заглянул в слесарку к знакомому Феде. Тот неотступно следил за модой и тем, за что ее принимают, и одевался почти так же броско, как Тролль. По Феде равнялось большинство мужского контингента завода и часть женского определенной направленности.
— Слушай, Стасик, — сказал Федя Троллю, — заскочим на минутку в бухгалтерию, у моей Светки сегодня именины, они с бабами стол собрали, ждут. Неудобно опаздывать. А после поглядим, что ты принес. — И уже на ходу добавил, подхватив из-под станка цветы, — Они новенькую приняли. Девочка — умереть за рубль!
Сердце Тролля дзинькнуло.
Размахивая букетом, Федя влетел в бухгалтерию, таща за руку Стасика. С криком: «Где моя примадонна?!» влюбленный проволок коммивояжера по комнате, сметая им и собой все препятствия на пути к предмету воздыханий. Летели стулья и деловые бумаги. Очередной преградой оказалась новенькая. Неудержимый в порыве страсти слесарь довольно крепко стукнул ее Стасиком. Девушка чуть не упала.
