Геннадий Максимович - Последняя исповедь Луи Кюфо
- Что вы, это был только начальный и простейший этап...
- Да? А вы делали еще что-то? - перебил его инспектор.
- Конечно. Ведь этих имитаций Кюфо хватило ненадолго. Через какое-то время он опять начал хандрить, и Наварр потребовал, чтобы мы предприняли еще что-нибудь. Тогда мы предложили стереть из его памяти все чувства, желания, ощущения, эмоции.
- Но ведь это же... - Пьер запнулся, даже не знал, как назвать то, что сделали с Луи Кюфо. - Это просто насилие. Ведь он, считайте, живой, мыслящий человек, как же можно лишить его всего этого.
- Вы напрасно волнуетесь, - Лешуа вымученно улыбнулся. - Вы не специалист, потому и преувеличиваете все. Я уверен, что Кюфо в конце концов будет даже рад...
- Рад... рад... Вы уж скажете. Представьте, что с вами поступили так же, как с Кюфо.
- Как это со мной? - удивленно поднял брови Мишель Лешуа. - Я же человек.
- А он? Он то кто, по-вашему? Разве он не человек?
- Конечно, нет. Он компьютер.
- Меня очень удивляет, что это говорите вы - один из разработчиков системы. Если бы я услышал это от Наварра, я бы не удивился. Но вы?..
- Вы напрасно сердитесь, - несколько обиженно сказал Мишель Лешуа, - никто и не собирался трогать его интеллекта и делать из него кретина. Пускай работает сколько ему угодно. Мы просто предложили облегчить его жизнь, лишив Кюфо того, что его мучает. Сознаюсь, первое время меня терзали те же сомнения, что и вас. Но Наварр убедил меня. К тому же мы разработчики, а они заказчики, и мы обязаны выполнять все их требования. Но что привело вас ко мне? Что там произошло?
- А произошло то, что кто-то стер всю интеллектуальную информацию Луи Кюфо, - несколько грубо ответил Пьер и, попрощавшись, вышел.
Сев в машину, Тексье по привычке закурил. В голове его теснились мысли, на которые он не мог найти ответа. Кем или чем считать компьютеры с самосознанием машинами, пускай и очень умными, или же людьми, хотя и в другой физической оболочке? Если исходить из первой предпосылки, то с памятью этих машин действительно можно делать все, что заблагорассудится. Во втором же случае трогать память этих машин не имеет права никто... Так, наверное?
* * *
Утром следующего дня Тексье опять появился в заведении Наварра. Найти Маньяна не составляло особого труда Анатоль, только увидев инспектора, сразу же вышел из машинного зала.
- Вот что, Анатоль, расскажи-ка мне все, что произошло за последние дни, - обратился Пьер к Маньяну, когда они опять спустились в бар. - Думаю, теперь я знаю многое. Сам понимаешь, о чем мог рассказать Лешуа из "Электроника".
- Да? - удивленно поднял глаза Маньян. - Тогда мне действительно скрывать нечего. Я был против любого вмешательства с самого начала, и тогда, когда они посылали импульсы, и теперь, в последний раз. Я пытался объяснить, но шеф меня и слушать не хотел. Передача самосознания компьютеру... Дело это настолько необычное и новое, что никто еще в нем практически ничего не смыслит. С одной стороны, все вроде бы и просто. А с другой - еще никто из нас не знает, что в этом вопросе правильно, а что - нет, на что мы имеем право, а на что - не имеем.
Анатоль налил себе бокал пива и вылил его большими глотками. Ему было явно не по себе.
- Когда я вышел из кабинета. Наварра - ну, после того как было решено, это эту ужасную операцию они все-таки произведут, я был подавлен. Я прекрасно видел, что не только я, сотрудник, обслуживающий этот компьютер, но даже и Лешуа не одобряет решения Наварра. Но никто не смог заставить шефа отступиться.
Размышляя над всем этим, я и не заметил, как подошел к компьютеру.
"Ты что, Анатоль, сегодня невеселый?" - спросил он меня.
"Нет причин веселиться, - ответил я, - допрыгался ты, приятель. Решили стереть из твоей памяти все то, что будоражит тебя в последнее время", - с трудом выдавил я.
"Ты хочешь сказать, что это можно сделать? - удивился Кюфо, и мне показалось, что даже его стандартный голос выразил недоумение. - В технических возможностях я не сомневаюсь. Но разве имеет кто-либо на это право? Ведь я же все-таки человек".
"Что я могу сказать? Тебе, наверное, приходилось и раньше сталкиваться с тем, что вышестоящее начальство иногда делает то, на что с нашей тачки зрения, оно не имеет права".
Луи помолчал и неожиданно спросил: "Скажи, а за что меня ненавидит Наварр?"
"Это не ненависть, - попытался я объяснить ему. - Просто он хочет, чтобы у него здесь все было спокойно. А ты нарушаешь это спокойствие. И мне кажется, что одна из причин, по которой он хочет проделать с тобой все это, желание, чтобы ты не отвлекался от основной темы".
"Но что я могу поделать, если я всегда был таким, - попытался объяснить он мне, - шумливым, живым, веселым. Меня и раньше упрекали, говорили, что это недостойно ученого. Но тогда никто не посмел бы даже подумать о чем-то подобном..."
Просидел я там до вечера. А потом поехал к своим Друзьям посоветоваться. Мы думали долго, но поняли, что единственное, на что мы способны в такой ситуации, - это привлечь внимание общественности. Но успеем ли мы?
Могу заранее сказать: мы не успели. Статья появится, а точнее сказать, уже появилась, но только сегодня... На следующий день я все утро занимался этим, а когда пришел, то узнал, что все уже произошло. Сознаюсь, весь день я боялся зайти в машинный зал. Только к вечеру я решился подойти к Кюфо.
"Ну, как дела?" - спросил я у компьютера.
"Зачем ты спрашиваешь? - ответил он после некоторого молчания. Они считают, что все хорошо. Скажи мне честно, мог бы ты жить, если бы у тебя отняли все то, что отняли у меня?"
Я сказал, что скорее всего жизнь потеряла бы для меня всякий смысл.
"Вот то-то и оно, - ответил Кюфо. - Думаю, ты меня потом поймешь. Прощай". И он отключил внешнюю связь.
Я постоял какое-то время, потом вышел из здания и пошел домой. Одна мысль все время не давала мне покоя что имел в виду Луи? Неожиданно мне показалось, что я понял. Бросился обратно. Влетев в зал, подбежал к компьютеру. Лампочка на пульте спокойно засветилась. Я хотел было облегченно вздохнуть, но на всякий случай все таки нажал кнопку внешней связи. Компьютер не отвечал. Долго еще я крутил все переключатели, вертел ручки, нажимал кнопки. Компьютер молчал. Я понял, что память его чиста, как в день изготовления. Кюфо сделал то, что хотел.
Я хотел уже уходить, когда заметил, что из печатающего устройства торчит кусок ленты. Я оторвал его и прочел написанное. Вот он. - И Маньян протянул инспектору кусок ленты.
"Прости, Анатоль, - было напечатано на нем, - но я так жить не могу. Ты был прав, в нашем обществе возможно все. Надеюсь, тебе придется пожить и в лучшем обществе. По крайней мере, желаю тебе этого... Прощай."
- Вы сами понимаете, что я не могу показывать эту бумагу начальству, - сказал Анатоль, пряча ленту в карман, - ведь они же скажут, что это я сагитировал его покончить жизнь самоубийством. Ну а вы, инспектор, думали, что все произошло именно так?
