Алекс Норк - День святого Нормана Грея
«Попал, — бодро произнес голос внутри, — будет, что рассказать».
Однако вслед ему грубая, как прутья в квадратном проеме, явилась мысль: здесь умирали люди.
Да, это заведение не предполагает чего-то другого.
Хотя почему, некоторые выходили отсюда… во внутренний двор на виселицу.
«Чушь, — произнес голос, — ты профессор Массачусетского университета, много известных коллег, есть знакомый действующий сенатор».
Но мысль, что уже вела себя грубо, холодно указала на факты: людей было четверо и трое из них — убиты, убийца определяется простым вычитанием. Среди убитых — две гражданки чужого государства, суд которого может оказаться очень похожим на это вот самое помещение. И наконец, почему кто-то там уж очень обеспокоится? Удивятся, посожалеют — всего и только.
Норман вдруг почувствовал, что он один.
Но тут же погасил это ощущение, за которым могла последовать неконтролируемая волна страха.
Факты, действительно, против него.
Но кто сказал, что на яхту не мог попасть человек, когда они ночью стояли совсем близко от берега? Это, во-первых.
Во-вторых, зачем ему убивать? В чем мотивы?
Особенно, всех троих.
И далее…
Он начал перебирать и пробовать оформить системно все косвенные доводы в свою пользу.
Часа через два ему принесли поесть.
Утром Норман ничего не ел, и голод чувствовался.
Пища оказалась не гадкой — вполне сносный овощной салат и большой кусок рыбы. Еще ему сказали, что назначенный следствием адвокат скоро приедет.
Опять коридоры и несколько помещений, потом он вошел в небольшую комнату — посередине стол, по другую его сторону пожилой темнокожий в мятом белом костюме.
— Присаживайтесь, мистер Грей.
Адвокат назвал свое имя, которое Норман не запомнил, потому что нервная синусоида опять двинулась вверх.
Он говорил, а туземный адвокат слушал, не прерывая вопросами.
Сначала Норман рассказал, как все было, потом, почти восстановив равновесие, стал излагать доводы в свою пользу. И кажется, ничего не забыл. А по ходу, отметил для себя, что у туземного адвоката умные глаза, к тому же не мальчишка, человек с опытом.
Он закончил.
Пожилой человек, напротив, что-то обдумывал, и Норман, не торопя его, поднял глаза на портрет — тот же, что и везде: образина в куньей мантии и со всеми признаками императорского обличья. Между прочим, у него среди наград на груди виднелась и белая звезда с красной окантовкой краев и золотым венком на медальонном кружке в середине — высший государственный орден США «Легион заслуг».
Интересно, за что это?
И морда… видимо, так уже примелькалась, что кажется очень знакомой.
— Ваши доводы в целом логичны, — заговорил адвокат, — однако боюсь, мистер Грей, они не подействуют на суд.
— Почему?
— Вы, правда, не знаете?
— Чего не знаю?
— Следователь связался с юристами в вашей стране. По завещанию вашего друга вам приходится половина его состояния. Половина на благотворительность, половина вам. А это оценивается…
Норман не услышал.
И горло стало таким сухим, что он не сможет сейчас произнести ни слова.
И что произносить? Все его доводы теперь могут сыграть только против, как попытка преступника выгородить себя мелкими ничего не значащими обстоятельствами.
— Мне не хочется вас огорчать, мистер Грей, но вам грозит смертная казнь. И здесь ее приводят в исполнение практически сразу после суда.
Норман как не мог говорить, так и не смог. А черная образина в куньей мантии, показалось ему, весело на него уставилась.
— Лучше, мистер Грей, если вы вспомните, что были в состоянии сильного опьянения, что произошла какая-то ссора в пьяной компании. Давайте подумаем над этим сюжетом, и у меня появятся шансы изменить наказание на срок в двадцать лет.
И образина на портрете весело подтвердила, что так будет лучше. И даже здорово будет!
Поплывшей голове померещилось, сейчас от портрета к нему протянется здоровая черная лапа, и они стукнутся ладонями готовые к бою.
— Брук…
— Как, мистер Грей? А, да, это портрет Президента Брука. — Адвокат извлек из накладного пиджачного кармана блокнот. — Здесь очень важны детали, мистер Грей. Мы отработаем их сейчас, а вы потом, как следует, усвоите схему в камере.
Брук…
«Брук Брук, капитан», — отрекомендовался он Норману и протянул здоровенную черную лапу. «Похоже, Норман, мы решили проблему лайнбекера, — радостно сообщил тренер. — Только на тренировке, Брук, будь осторожней».
Рост — ровно два метра, вес — 130 кг. И твердый, как камень, 130 кг сухой мускулатуры. Норман сразу понял, что у этого первокурсника феноменальные физические данные.
У них всегда проваливалась защита из-за лайнбекеров, а университетская лига, в отличие от профессионалов, не может пригласить легионера. Свои же здоровяки были все неудачные. И как бы не трудилось нападение, где капитан команды Норман играл квотербеком, им часто потом приходилось терять заработанное.
Какой это был сезон! Последний, увы, для Нормана, потому что он заканчивал учебу.
Какой это был сезон! Они выиграли лигу, причем с отрывом.
Теперь команда нападения должна была оправдывать себя перед командой защиты, где чудеса творил Брук.
Он мог бы остановить и грузовик на ходу, а какого-то там устремившегося в прорыв нападающего…
В профессиональной лиге сразу заметили феноменального парня, но на все предложения Брук грустно отвечал, что судьбой ему назначено заботиться о своем народе.
«Имя — Брук и фамилия — Брук?» — уточнил Норман при первом знакомстве. — «Да, у нас на острове такая прорва всего, что люди уже не стремятся к разнообразию».
Каждый раз, когда команды нападения и защиты сменяли друг друга на новом дауне, они с Бруком касались ладонями, и этим выходящий на поле обещал быть не хуже другого, сделавшего уже свое.
Какой был сезон!
— Мистер Грей, прошу вас, сосредоточьтесь.
— Брук. Мы играли в одной команде.
В глазах пожилого туземца что-то произошло.
Несколько секунд он недоверчиво смотрел на Грея, потом повернулся и посмотрел на портрет.
— Вы хотите сказать, что знакомы с Его величеством Президентом?
— Тогда он был на первом курсе Массачусетского технологического, а я на последнем. И я был капитаном команды.
Адвокат приоткрыл рот… подумал…
— Э, а вам не приходилось обижать нашего Президента?
— Обижать? Да мы его все любили! А я, как капитан, на него надышаться не мог.
— Как и весь наш народ, сэр! Как и весь наш народ!
