Дмитрий Щербинин - Звезда
В эти дни, месяцы Вилтор много думал о жизни, иногда записывал свои размышления. Наконец, он пришел к выводу, что должен оказаться от этих своих безудержных порывов, что приведут они его в конце концов к тому, что он изгорит без следа. А, ведь, между прочим, в последнее время много ухудшилось его успеваемость в школе совмещенной с академией. (После реформы двадцать первого века средние и высшие учебные заведения были совмещены, и только для каждого в самом начале, на основе различных психологических тестов выбиралась будущая специальность, на основе чего и записывался он в тот или иной факультет). Вилтор попал на факультет биологии, и действительно - эта наука его интересовала. Только придя в себя после поражения на конкурсе поэтов понял Вилтор, как отстал, и взялся за учебу почти с той же одержимостью, с какой недавно писал стихи. В короткое время из отстающих он перебрался в лучшие ученики. И ему было приятно, когда его хвалят, он говорил себе так: "Что же - поэта из меня не получилось, но ничего - у тебя есть другой путь, путь биолога, и здесь ты можешь достичь многого, кое-кем из людей сведущих уже признан твой талант. Иди-иди этой дорогой, Вилтор так было указано судьбой - это твоя дорога, и именно на ней ты можешь принести пользу человечеству. Да, да - ты сделаешь много славных открытий, Вилтор, и, кто знает - быть может, весть о тебе дойдет до Нее, быть может, ты тогда удостоишься разговором с ней" - и глаза Вилтора затуманивались, заволакивались восторженными слезами - он сидел, весь сияющий любовью, а потом, так же сияющий, с воодушевлением брался за работу.
* * *
Конечно, Вилтор не был исключением в подобных мыслях. Нельзя забывать, что незадолго до этого широко отмечали рождение пятисотмиллиардного человека. И пусть компанией, с которой был подписан контракт Кэролайн владели по большей части алчные мысли - пусть - они, все-таки, были орудиями рока - они, несмотря ни на что, делали доброе дело - доставляли сияние Звезды Кэролайн для всех желающих, а это были все эти пятьсот миллиардов. Ведь когда появляется что-то действительно прекрасное, то стремятся к нему все - забывая, что это - музыка, картина, свет - просто чувствуют, как пробуждается что-то лучшее, что, быть может, и дремало в их душах. И многие-многие миллионы грезили так же как Вилтор - все стремились к самосовершенствованию, к тому, чтобы стать достойными встречи с нею. С появлением ее почти сошли на нет войны, убийства, грабежи и иные людские преступления. Зажиревший, думавший раньше только о деньгах политик собирался уж объявить войну, но тут вставали пред ним прекрасные очи Кэролайн, и он вместе с ними вспоминал и детство свое, когда он еще не был политиком, но просто малышом, и все представлялось ему добрым и сказочном; вспоминал и детские сны свои - и над всем этим сияли очи Кэролайн, лился ее голос - и пробуждалась в политике совесть, и никакой войны не было. Тоже было и с другими преступниками, которые, впрочем, вскоре уже становились нормальными людьми, и стремились к свету, тоже грезили о встречи с Ней.
Добрее, светлее стали люди, значительно продвинулись в исследовании космоса, да и каждая из наук процветала. Кэролайн воспринималась уже иначе, как прежде, она стала для всех такой же обыденной, как Солнце. Солнце светит, и то, что оно дает всему жизнь воспринимается как должное - да как-то иначе попросту и быть не может - не было бы солнца, не было бы и жизни. Но вот новое солнце, точнее - Звезда. Она сияла теперь в душе каждого и день, и ночь. Она двигала к прекрасным свершениям. Никто уже и представить не мог, что она все-таки человек, что у нее тоже есть сердце, какие-то сокровенные мысли, желания...
Но Кэролайн была человеком, и она очень страдала. Ведь ей уже исполнилось двадцать, а любви, той единственной любви, когда соединяются две половинки единого целого и навечно, не было, и быть не могло. Все чаще чувствовала она себя не Звездой, но костром от начала очень ярким, но уже прогорающим пожалуй, только груда углей и осталась, и никто не мог подкинуть ей в сердце новых дров. Она выходила на сцены, она общалась и общалась с этой беспрерывной вереницей тут же уходящих в небытие лиц, и со слезами вспоминала детство на Сириусе, там она, по крайней мере, могла оставаться со своей куклой, играть. Все чаще ей казалось, что ее окружает темная бесконечность, она из последних сил льет в эту бесконечность свой свет, и... ей было страшно, ей хотелось покоя, ей хотелось любви, но ни того, ни другого не было. Однажды она почувствовала родственную душу - мелькнула она в клубящемся вокруг ее мраке, но только мгновенье это продолжалась - вокруг клокотала эта темная толпа, и тут же поглотила этот лучик надежды. До этого Кэролайн еще пыталась казаться жизнерадостной, даже улыбалась - теперь надвинулось то, что никто и не ожидал от звезды - депрессия. Как когда-то Вилтор она перестала с кем-либо разговаривать, не улыбалась, почти ничего не ела. Только если для Вилтора была звезда Она, то для самой Кэролайн такой звезды не было. К ней пришел директор компании - мужчина в летах пытающийся сохранить былое высокомерие, но благодаря Кэролайн уже не в силах этого сделать. Он сидел перед ней в роскошно обставленном покое, и глядел на нее с жалостью, едва сдерживая слезы. Кэролайн никогда не использовала никакой макияж - самая лучшая косметика была для ее красоты все равно что надпись "звезды", заменяющая бесконечное звездное небо. Она также никогда не одевалась в роскошные наряды, и теперь сидела, заплаканная, в простеньком платьице, сродни тому, в котором исполнила когда-то первый концерт для колонистов Сириуса. Руки ее были нервно сжаты, подрагивали, и в них, к ужасу директора, дымилась сигарета. Он только вошел, только увидел эту сигарету, и взмолился:
- Брось, пожалуйста. Я молю тебя, Кэролайн. Пожалуйста, пожалуйста брось эту сигарету.
Она взглянула на него своими огромными глазами, и директор почувствовал и восторг и боль - боль была в этих глазах. Кэролайн затянулась, закашлялась, а потом, роняя одну за другой слезы, прошептала:
- Моя карьера закончена. Я больше никогда не выйду на сцену...
Директор предвидел эти слова, и, все-таки, они резанули его так, что он тут же вскочил, и стремительно стал прохаживаться перед нею - вот он стал молить, и совсем забылся, молил так, как молит разве что юноша-поэт - нет невозможно было представить, что еще за несколько лет до этого, до появления Кэролайн он был законченным подлецом, казалось бы без проблеска надежды на исцеление.
- Нет, нет - никогда... - вздохнула девушка, и вновь поднесла в дрожащей руке сигарету, вновь затянулась. - Я уже долго думала... Я так истомлена... Я решила окончательно... Можете говорить, можете делать что угодно - я уже не переменю своего решения.
