Александр Кулькин - Из имперских архивов
— Дядя, — попросил Мишутка, — Помогите мне, я же не знаю, что делать.
— Сначала будем думать. — блеснув глазищами муркнул Дикий Кот, — Только потом, делать… Ты есть хочешь?
Мишутка сглотнул слюну. Когда он плакал, то голод не чувствовался, но сейчас немного успокоившись, он понял что даже не завтракал.
Кот усмехнулся в усы:
— Пойдем, пле-е-емянник.
На берегу речки, медвежонок уже успокоился, тем более Кот даже одной лапой ловко наловил рыбы, и сейчас смотрел улыбаясь, на урчащего Мишутку. Дождавшись, пока юный медведь все съест, он хлопнул лапой по земле:
— Садись! А то у меня шея болит смотреть на тебя снизу вверх.
Мишка снова почувствовал себя маленьким, и робко примостился рядом с Диким Котом. А тот, не сводя глаз с журчащей воды, негромким голосом повел свой рассказ:
— Ты-же знаешь, что твой батька меня не любил, и часто ворчал, мол ходят тут всякие приблуды. Но справный был хозяин, зазря никого не трогал. Ну, да вечный ему мёд, прав он был. Я же вообще недавно диким стал. Был я домашним котом, там, где люди по другому разговаривают. Жил у хозяина, в доме хорошем, мышей ловил, хозяйке помогал детей нянчить, имел кров, ласку людскую, ну и еду, конечно. С хозяином жили уважительно, он сам работяга, и видел, что я тоже долг свой блюду. Но две зимы назад, пришли к нам эти твари. Что, зачем, дела людские нам неведомы. Но порушили они житие хозяйское. Рванулся хозяин с вилами, порешили и его, а я все же отомстил. Когти у меня есть, и долго орал нелюдь в черном, за лицо схватившись. Подранили мне лапу, но убежал я. Подался к вам в пущу, решил диким стать, но и сюда они пришли. А отсюда я не уйду!
Голос кота перешел почти в змеиное шипение, и медвежонок вздрогнул:
— Так, что же мы сможем, Дядя Кот?
— Всё. — Коротко ответил кот, напряженно всматриваясь куда-то вдоль реки. Потом повернувшись, он спросил:
— Ты бобров знаешь?
— Конечно, — даже обиделся медвежонок, — Кто же их не знает?
— Я, — опять усмехнулся Дикий Кот, — Они же в воде почти всегда живут, и мне не с лапы к ним в гости ходить. Ладно пойдем знакомиться.
До бобровой запруды они дошли быстро, и Кот вновь устроившись в тени кустов, послал Мишутку к хатке. Пошлепав лапой по воде, тот быстро вызвал бобренка Яся, своего верного помошника по проказам. Увидев медведя Ясь обрадовался, и стал быстро тараторить:
— Ой, Мишка! Как хорошо что ты пришел, а то батька ворчит, что вода грязная стала, на старом мосту гам стоит, говорит что ховаться надоть, я уж хотел бежать тебя шукать, а ты сам пришел…
— Тихо, ты, балаболка! — в сердцах мишка щлепнул по воде так, что забрызгался и сам, и Ясь окунулся в волну, — Позови дядьку Гната, говорить надо.
От удивления, Яська вытаращил глаза, но промолчал и скрылся под водой. Потянулись, как обычно, долгие минуты ожидания. Медвежонок сидел рядом с котом, и терпеливо ждал. Наконец-то, вода разошлась, и на берег выбрался большой бобер, в роскошной темно-бурой шубе. Оглядевшись, он показал кулак вынырнувшему за ним сыну, и неторопливо пошел к кустам. Дикий Кот уважительно встал, за ним вскочил и Мишка.
— Дзень добры, соседи! Ты что, Мишутка один бегаешь, не ладно то, сейчас надо папки с мамкой держаться.
— Не добрый, сейчас день, дядько Гнат, — негромкий голос кота, заставил Мишутку проглотить уже набежавшие слезы, и остановил добродушное ворчание бобра.
— Не желаю я зла тебе, и твоему семейству, но пришла беда великая в нашу пущу, беда от которой я уже раз бежал. И понял, что бежать уже нельзя. Если будем все бегать, то беда нас всегда нагонит.
И кот рассказал недоверчиво сощурившему бобру, и свою историю, и Мишуткину беду.
Бобер недоверчиво косившийся на кота, к концу повествования, нахмурился, но промолчал. Только легкое прикосновение его хвоста к лапе медвежонка показало внимание. Кот замолчал, тишина пала на берег, только весело журчала вода, и как всегда беззаботно распевали пичуги.
Дикий Кот рассерженно зашипел на особо наглую пташку, и дядько Гнат очнулся от тягостных раздумий:
— Что делать будем?
Кот с усмешкой покосился на заснувшего медведя, и понизив голос ответил:
— Они уже в пуще, и надо делать все, чтобы их здесь не было.
— Что мы можем сделать! — в волнении бобр повысил голос, но тут же перешел на шепот под укоризненным взглядом собеседника, — У них и ружья, и железо…
— А у нас клыки и когти! И это наш дом. В общем, слушай меня…
На гладком песочке берега стремительным когтем был начерчен дерзкий план, посмотрев на который бобр резко кивнул:
— Сделаем, — и без плеска нырнул в воду.
Дикий Кот посмотрел на солнце и безмятежно заснул, рядом с заворочавшемся медведем, успокоительно мурлыкая.
Проснулся медвежонок от требований возмущенного желудка, но Кот проснулся раньше, и горка рыбы уже дожидалась. Подождав, пока последний рыбий хвост исчезнет из вида, кот заговорил:
— Миша, нам нужна твоя помощь!
Мишутка взволнованно вскочил на задние лапы, впервые к нему обратились как к взрослому, да он, да горы свернуть запросто!
Ласковая улыбка Дикого Кота немного охладила героический порыв, но слова заставили шерсть встать дыбом:
— Нужно Миша дать укорот этим нелюдям, и здесь нам нужна твоя сила.
Короткими словами Кот поставил боевую задачу, внимательно слушавшему медвежонку, и небольшой отряд мстителей начал передвижение к месту будущего боя.
Рядовой Адольф Доннер скучал. Стоя под «грибком» у деревянного моста через небольшую речушку, он уже полчаса как зевал, рискуя получить вывих челюсти. Немецкая овчарка Ева, нагло игнорируя устав караульной службы, спала в холодке, устав от жары и безделья. Если в начале караула она еще и проявляла активность, зачем-то обгавкивая реку, то одернутая Адольфом, обиделась, и забралась в тень. Вдалеке послышался звук двигателей, и Доннер встрепенулся:
— Ева, вставай. А то без ужина оставлю! Колонна идет, значит начальство будет.
Что такое начальство, овчарка знала, поэтому неохотно встала, и заняла свое место. Первая машина, небольшая, уродливо прямоугольная, только переехала через мост, Доннер вытянулся, пожирая глазами серебряные жгуты погон, и меланхолично сидящего на плече офицера попугая, как из придорожных кустов раздалось совершенно издевательское «Мяу!» Овчарка вырвала поводок из рук опешившего рядового, и громадным прыжком исчезла в кустах. Впрочем она тут же показалась. Неведомая сила придала ей такое ускорение, что только черная молния сверкнула над головами остолбеневших вояк. Молния ударила в реку, с шумным плеском скрылась под водой, и пропала. Адольф еще судорожно рвавший с плеча карабин, и офицер державший в одной руке документы, а другой пытавшийся растегнуть клапан кобуры, были вновь отвлечены. На этот раз река приняла к себе танк. Только что незыблимо стоящий мост, вдруг с треском сложился, и стряхнул с себя мерзко вонявшее железо. Из танкистов на берег выбрался только дрожащий командир, сидевший на башне. Возле моста, на обоих берегах реки, воцарилась паника. Сухие щелчки пистолетных выстрелов, перекрывались гулким стрекотом пулеметных очередей, дикие крики на лающем языке мешались с выстрелами винтовок. Офицер долго оравший на Доннера, и его начальника фельфебеля Шмотке, внезапно обнаружил, что в суматохе исчез его французкий трофей, попугай Жако, и начал орать по новому, уже всерьез размахивая пистолетом, перед побелевшими носами караульных.
