Михаил Белозеров - Собиратель древностей
Я спрашиваю:
— Сколько ты хочешь?
— Эта и эта, — Сэм трогает медаль и 'Бронзовую звезду', — по две сотни, а эта, — он указывает на 'Пурпурное сердце', — четыреста.
Все три медали тянут никак не меньше, чем на пять тысяч. Но где найти покупателя? У меня нет таких связей. Я мелкая сошка — торговец эмблемами, значками и монетами.
— Четыреста за все, и по рукам, — отвечаю я и думаю, что там, где малец их берет, медалей хватит на всю жизнь. Главное, не обвались рынок и не возбудить зависть конкурентов. Только Гимона Джофер ради мгновенной прибыли готов на любые глупости. Честно говоря, я еще не придумал, как выполнить его заказ. Может, его вообще не выполнять?
— Я пойду к Гимону Джоферу, — говорит малец, показывая пальцем на медали.
— Ха!.. — восклицаю я и давлюсь кофе.
Впервые Сэм торгуется. Раньше он доверял только мне. Не знаю уж, чем я его взял.
— Ты еще мальчишка! — возмущенно восклицает Люси.
В подобные моменты она становится прекрасной — именно такой я ее увидел на Бринклей. Мне было сорок, а ей шестнадцать. Я держал закусочную на 295 шоссе, а она ехала с отчимом-сорокопутом в Калифорнию. Она сбежала со мной на запад. Ее отчим-сорокопут разводил в Дробуде кроликов и выдр, и был невыдержанным, как все пьющие ирландцы. Через три месяца он нашел нас и потребовал денег. Я выбил ему последние зубы в его клюве, и он ушел ни с чем. Еще месяца два я видел его слоняющимся в нашем квартале. Потом он куда-то пропал. Люси о нем даже не вспоминала.
— Хочешь все завались? — спрашиваю я, между приступами кашля, пока Люси стучит меня по спине. — Гимона крутой парень. Он из тебя душу вытрясет.
— Вот поэтому и пойду, — смеется Сэм.
— Ладно, — соглашаюсь я, — четыреста пятьдесят, и по рукам.
— Пятьсот, — Сэм наклоняется ко мне, и я вижу, что кожа у него розовая-розовая, как у поросенка, а на верхней губе белесый пушок и два прыщика в углу рта. — И то я делаю уступку.
— Сынок, — ты хочешь дожить до бритвы?
— В каком смысле? — спрашивает он и делает движение, чтобы положить медали в карман.
— В прямом, — говорю я. — Бритва марки 'Жакар и Жакар'.
В этот момент Люси пытается меня предупредить, и чья-то рука накрывает медали.
Я поднимаю глаза. Это шериф Девид Малоуни Большеногий собственной персоной. Увлеченные спором мы не заметили его присутствия. На груди у него блестит семиконечная бляха округа Колумбия. Такие бляхи идут по двадцать рублей за десяток.
— Официально вам заявляю, что то, чем вы здесь занимаетесь, преследуется законом!
Поговаривают, что он местный. Но в это мало верится. Я еще не встречал живых аборигенов. Было время, когда он разводил доберманов на ферме в Глен Рое, а потом пошел в гору. Насколько я понимаю, должность шерифа выборная. А значит, что шериф в преддверии выборов наступает на горло собственной песне, то есть на горло потенциальным избирателям. Нелогично.
— Это медали моего деда! — заявляет Сэм, вскакивая.
— Разберемся! — Девид Малоуни Большеногий засовывает медали в карман полицейской куртки.
— Мы просто рассматривали красивые вещи, — пытается отшутиться Люси, пуская в ход все свое обаяние.
— Конфисковано! А вас я забираю в отделение для выяснения обстоятельств. Вы совершеннолетняя?
Люси от возмущения топает каблучком.
Мы поехали по национальной алее, мимо Удвар-Хази, где под смятой крышей располагалась самая большая барахолка восточного округа, мимо лачуг и разваливающихся зданий Джефферсон стрит, мимо Музея истории, в оконных проемах которого растут березы, и мимо картинной галереи Смитсона, которой на самом деле нет — одни стены.
Я не знаю, откуда взялись эти чертовы названия. Они просто, как липучка. Они ни о чем не говорят человеку, который прожил в округе Колумбия всю жизнь. Здесь принято рассказывать друг другу о исторической родине, о семье, о братьях и о сестрах. В общем, о своей тоске. А об Америке никто ничего не знает. Была такая страна, и нет. Семьсот лет пепелища. Некоторые районы до сих пор необитаемы, и чего греха таить — селиться там — себе дороже.
Машина у Девида Малоуни Большеногого древняя, как ручная веялка, и чихает, как больной поросенок. Главное, что он может влезть в нее со своими ногами-лыжами. Два раза водитель менял колеса, три раза подкачивал шины. Наконец прибыли, не доехав сотни метров. Бычок сдох.
Центральный участок располагается в цоколе Капитолия. Что такое Капитолий? Кто бы подсказал. Что-то я подзабыл. Название вот осталось — и подвалы. Между шатающимися глыбами проложены мостки, по которым можно спуститься вниз. В стенах щели, из которых дует.
Нас поручили простывшему адвокату-элефанту, который тут же заявил, что раз между клиентами не зафиксирована сделка, то и состава преступления нет.
— Как это нет! А это что! Вы что?! — Девид Малоуни Большеногий с возмущением тычет медалями в лицо адвокату.
В его огромной ладони они бренчат, как леденцы.
— Судья не возьмется за дело, которое не тянет и на три сотни, — адвокат наступает ему на ноги и сует свой хобот, чтобы чихнуть, в грязный платок. — К тому же статья, по которой их можно привлечь, древняя как мир и на моей памяти не применялась.
— Ты хочешь сказать, что закон и через тысячу лет не закон? — удивился Девид Малоуни Большеногий. — Ты что?!
Теперь я уверен, что он сцапал нас по навету Гимона Джофера: отобрать мои деньги, а за одно и медали.
— А что, закону тысячу лет? — делает насмешливое лицо адвокат-элефант.
— Я не знаю, — немного растерянно отвечает шериф, оберегая от адвоката-элефанта свои безумно огромные ступни.
— Дело не в этом, — веско объясняет адвокат-элефант. — Закон настолько стар, что никто не помнит, по какому поводу он принят. Это легко опротестовать. Нет прецедента.
— Ну так сделай этот прецедент! — восклицает шериф.
— Культурные ценности — размытое понятие, а источники, как тебе известны, утеряны.
— Мда… — чешет голову шериф, плохо соображая. — Но я обязан…
— Правда, если ты договоришься с судьей…
Они о чем-то шепчутся и поглядывают на меня. Неужели засадят в эту чертову тюрьму, в которой, говорят, даже клопов нет — все вымерзли.
Адвокат-элефант громко чихает. Целая серия чихов. Для такого носа нужен не платок, а простыня. Похоже, не договорились или Гимона Джофера мало заплатил.
— Это мой участок… — возражает Девид Малоуни Большеногий. — Кто на нем хозяин?! Ты что!
— Я тебя предупредил, — стоит на своем адвокат-элефант. — Зря потеряем время.
Тут я заподозрил неладное. Если Гимона Джофер купил шерифа? Нет, купить он не может. Девид Малоуни Большеногий не будет пачкать руки из-за Гимона Джофера. Значит, существует еще кто-то, кто заинтересован узнать тайну Сэма. Скорее всего, это такой большой человек, о котором все слышали, но ни разу не видели.
