Теренс Уайт - Меч в камне (дополнительные главы)
-- Ну так скажи их мне.
-- Ты тогда выйдешь на свободу, и я с петухом тоже, если, конечно, ты задержишься, чтобы выпустить нас. Но хватит ли тебе духу остаться или ты сразу сбежишь? И как быть с твоим другом и с дурачком, и со старым филином?
-- Окажись я на свободе, я бы сразу побежал за Мерлином, -- сказал Варт. -- Сразу же, уверяю тебя, и он пришел бы сюда и в два счета убил бы старую ведьму, и тогда мы все вышли бы на свободу.
Козел вглядывался в мальчика, старые утомленные глаза его, казалось, пытались проникнуть в сокровенные глубины вартова сердца.
-- Я сообщу тебе лишь те слова, которые открывают твою клетку, -- в конце концов произнес козел. -- Мы с петухом останемся здесь вместе с твоим другом -- заложниками твоего возвращения.
-- Ах, козел, -- зашептал Варт. -- Ты мог бы заставить меня произнести сначала слова, которые выпустят на свободу тебя, и сразу сбежать. Или освободить нас троих, начав для верности с себя, и покинуть Кэя на съедение. Но ты остаешься с ним. Ах, козел, я никогда тебя не забуду, и если мне не удастся вернуться вовремя, я не смогу больше жить.
-- Нам придется подождать темноты. Теперь уж недолго.
Во время разговора они видели, как мадам Мим зажигает в гостиной масляную лампу. Лампа была под розовым с узорчиками абажуром. Ворона, не способная видеть в темноте, потихоньку подкралась поближе к клеткам, чтобы по крайности иметь возможность подслушивать.
-- Послушай, козел, -- снова заговорил Варт, в душе которого в этих чреватых опасностью сумерках совершалась некая странная и страшная работа, -- придвинь голову еще ближе. Пожалуйста, поверь мне, я вовсе не хочу превзойти тебя великодушием, но у меня есть план. Мне кажется, будет лучше, если я останусь заложником, а ты убежишь. Ты черный, тебя в темноте не видно. И ног у тебя четыре, так что бегаешь ты быстрее меня. Лучше тебе отправиться с весточкой к Мерлину. Я прошепчу заклинание для твоего замка, а сам останусь здесь.
Последние слова он выговорил с трудом, ибо сознавал, что мадам Мим теперь уже в любую минуту может прийти за ним, и если Мерлин к тому времени еще не появится, для него, Варта, это будет смертным приговором. Но он выговорил их, вытолкнул из себя так, словно дышал под водой, потому что сознавал и другое: если мадам явится за ним, а его не будет, она почти наверняка тут же сожрет Кэя.
-- Господин, -- без лишних слов произнес козел.
Он вытянул вперед одну ногу и приник двурогим лбом к земле в поклоне, отдаваемом лишь королям. А затем, уже как другу, он поцеловал Варту руку.
-- Поспеши, -- сказал Варт, -- просунь ко мне рог сквозь прутья, и я одной из стрел напишу на нем записку для Мерлина.
Трудно было придумать, что написать столь неудобным стилом на столь малом пространстве. В конце концов, Варт просто нацарапал "Кэй". Он не написал своего имени, полагая, что Кэй намного важнее его и потому помощь для Кэя придет скорее.
-- Дорогу знаешь? -- спросил он.
-- Знаю, моя бабка жила в замке.
-- Так что надо сказать? Какие слова?
-- Мои, -- ответил козел, -- довольно неприятные.
-- Говори же.
-- Ладно, -- согласился козел. -- Ты должен сказать: "Пусть доброе пищеваренье ждет до появленья аппетита".
-- Ах, козел, -- надтреснутым голосом сказал Варт. -- как это все ужасно! Но беги быстрее, козел, и возвратись благополучно, и знаешь, козел, поцелуй меня еще раз на прощание.
Однако козел не стал его целовать. Он отдал Варту императорские почести, преклонив на сей раз оба колена, и едва только Варт произнес необходимые слова, метнулся из клетки вон и скрылся во мраке.
На беду, хоть оба они и шептались так тихо, что ворона не могла подслушать их разговор, заклинание все же пришлось произнести погромче, иначе оно не дошло бы до дверцы соседней клетки, да и дверца, когда открывалась, скрипнула.
-- Маменька, маменька! -- истошно завопила ворона. -Кролики разбегаются!
Сей же миг в освещенном проеме кухонной двери объявилась мадам Мим.
-- Что там такое, Плаксынька? -- крикнула она. -- Что нас такое гнетет, синичка ты моя ласковая?
-- Кролики разбегаются, -- еще раз проверещала ворона.
Ведьма выскочила во двор, но слишком поздно, чтобы поймать козла или даже увидеть его, а потому сразу принялась проверять запоры, освещая их пальцами. Пальцы она, растопырив, держала торчком, на кончике каждого трепетал язычок синего пламени.
-- Один мальчик на месте, -- пересчитывала своих пленников мадам Мим, -- плачет, бедненький, обеда дожидается. Два мальчика на месте, и ни один не похудел. Один козел шелудивый пропал, ну и невелика потеря. Филин-то с петухом остались, и дурачок никуда не делся.
-- И все же, -- прибавила мадам Мим, -- то, что он удрал, это нам предостережение, серьезное предостережение, вот что это такое.
-- Он шептался с мальчишкой, -- наябедничала ворона, -последние полчаса они все время шептались.
-- Вот как? -- сказала ведьма. -- Значит, козел шептался с моим объяденьецем, э? Ну и много пользы это тебе принесло, мой мальчик? А как тебе понравится начиночка из шалфея? Однако, тыто куда смотрела, Прорвочка ты моя? Как ты могла допустить такое их поведение? За это останешься без обеда, птичка моя расписная, райская. А ну-ка, плюхай отсюда на любое сохлое дерево и устраивайся на ночлег.
-- Ах, маменька, -- заныла ворона. -- Я всего лишь выполняла мой долг.
-- Плюхай отсюда, тебе говорят, -- прикрикнула мадам Мим. -- Пошла прочь, и можешь там дуться, сколько захочешь.
Бедная ворона свесила голову и, бормоча что-то язвительное, поплелась на другой конец крыши.
-- Ну-с, мой сочный кусочек, -- сказала ведьма, повернувшись к Варту и прошептав положенное "Когдадовольствуешься-малым-достаточное-целый-пир", чтобы открыть его дверцу, -- нам кажется, что котел уже закипает, и печка прогрелась в меру. Как моему молочному поросеночку понравится, когда его нашпигуют сальцем? Не все же ему шептаться по углам.
Варт, сколько мог, метался по клетке, не давая себя изловить, -- он старался хоть немного потянуть время, чтобы Мерлин успел прийти к ним на помощь.
-- Отцепись от меня, скотина, -- вопил он. -- Отцепись, старая карга, не то я тебе все пальцы перекусаю.
-- Ишь как царапается, бедненький, -- говорила мадам Мим. -- Господи благослови, как он извивается и дерется и все только потому, что попал к басурманочке на обед.
-- Ты не посмеешь меня убить, -- кричал Варт, уже пойманный за ногу и повисший в воздухе вниз головой. -- Тронь меня хоть пальцем, и ты пожалеешь об этом.
-- Ягненочек, -- сказала мадам Мим, -- куропаточка полногрудая, как же он, бедный, пищит.
-- Так вот, мой маленький, -- продолжала ведьма, неся его в освещенную лампами кухню, на полу которой была расстелена чистая простыня, -- в старину нравы были жестокие, и цыпляток ощипывали еще живыми. Так у них перышки легче выходили. В наши дни до такого зверства никто не доходит, никогда-никогда, но с другой стороны, маленькие мальчики, они ведь боли совершенно не чувствуют. Одежду с них лучше сдирать, пока они еще живы, а зажарить мальчика в одежде и тем испортить себе все удовольствие от еды, -- такое кому же в голову вскочит?
