Надежда Кожушаная - Бессонница
- А ты моя дочка?
Маруся обиделась, что мама сказала, что у Маруси как у всех, легла.
Оля говорит:
- А помой меня в тазу? Меня, когда поженились, твой папа в тазу мыл. Позови кого-нибудь. Дядю Сашу позови, он мою маму любил! Позови, он добрый! - и радуется так!
Маруся дядю Сашу позвала, они с ним Олю раздели, в таз поставили.
Оля смеется:
- Дядя Саша, давай, потанцуем? - и руками танцует.
Он говорит:
- Сейчас по шее получишь!
Пощекотал ее. Смеются оба. А Маруся не смеется, молчит.
Дядя Саша ушел. Оля на кровати сидит, волосы расчесывает. Расческу сломала: у ней волосы были толстые, густые. Другую расческу взяла - и опять сломала. И как заплачет! Кричит:
- Маруся, завари травки, я боюсь!
Маруся за травкой побежала, а Оля кричит про Ваню:
- Я же его лечила! Он больной был! А теперь поправился! - и плачет, плачет.
Потом успокоилась, устала совсем, совсем устала. Говорит:
- Да не надо травки, конечно.
Маруся легла, к стене повернулась, говорит:
- Господи Боже, да когда она умрет? Я спать хочу!
Долго не оборачивалась. Потом слышит, как мама говорит, совсем по-другому:
- Маруся. Иди-ка, выйди в сени.
Маруся ушла, сон у ней прошел. Говорит:
- Мама.
- Нельзя.
Маруся разозлилась, говорит:
- Я пить хочу!
Оля руку со стаканом высунула, лицо красное и смеется:
- А ты не бойся. Ты захоти - и поможешь мне. Захоти. Ладно?
Дверь закрыла и молчит.
Маруся подождала, дверь открывает.
Оля стоит страшная, старая, глаза не видят, а над ней лица летают, на Олю похожие, только молодые.
Маруся испугалась, как закричит:
- Ну-ка ляг! После бани куда пошла? Как горло заболит! - и кладет Олю спать, Оля слушается. - Я болела, теперь она заболеет?! Совсем уже с ума сошла?! - и даже радостно кричит. - Ну и вот: ей ноги помыли, а она ногу занозила, дура! Лежи тихо! Кому ты такая нужна? Никому не нужна! И я из-за нее не сплю!.. - рядом легла. - Глаза закрой. Смотри, как надо спать, - и тоже глаза закрыла.
Мама слушается, полежали тихо. Маруся говорит:
- Все приходят, а Оля стоит молодая, красивая. Волосы чистые. Все говорят: "Кто это?" Скажут: "Такая нежная! Такая родная наша! Самая главная!" Вот чего ты хочешь?
- Все-все, - Оля говорит шепотом.
- Вот и будет. Потому что только тебе будет. Только тебе.
Оля лежит тихо, успокаивается. Одно лицо красивое на нее опустилось. Оля Марусю за руку взяла, говорит:
- Хорошо, да?
Маруся долго потом лежала, Олю гладила. И не страшно совсем.
Даже сама успокоилась, чуть не уснула.
Мама лежит тихо.
Маруся встала, воды попила, маме лицо водой помыла.
Мама лежит.
Маруся села опять: уже солнце поднимается, спать-то жалко, когда день.
Уже рябина поспела.
Когда Олю пришли убирать в гробу, все не понимали: поп был, исповедовал, а Оля лежит, как молодая, совсем когда замуж выходила. И губы - полные, красные.
Ваня говорит:
- Кто у ней был? - а сам злой.
Маруся молчит и на маму смотрит.
- Маруся, поспи, - ей говорят. - Уже сколько не спишь?
Маруся на кладбище не пошла. И не плачет.
Мальчик с большой головой ей сказал:
- Дядя Ваня велел, чтобы ты его рубахи отдала.
Маруся все отдала. И не порвала.
Потом Маруся убирала после людей, к ней девочка одна пришла горбатенькая, помочь: полы помыть, посуду.
Сколько девочке было: то ли десять лет, то ли сорок, никто не знал, она одна жила.
Они весело прибирали.
Девочка говорит:
- А почему ты не плачешь?
- Мама сказала: легко забудь.
Девочка горбатенькая ее хотела посмешить, говорит:
- А мне мама говорила: я маленькая была, меня черт подменил! Мама меня в люльке качала, а там не я, а полено! Мама восемь лет не знала.
Потом к ним еще одна девочка пришла, с братом, говорит:
- Дядя Сережа сказал: у него, когда мама умирала, тоже стала молодая. Он говорит: это хорошо.
Маруся говорит:
- Совсем не обязательно, если кого-то хоронят, значит, он умер.
Девочка с братом говорит:
- А как тебя мама пугала?
- И не пугала, - Маруся говорит. - Наоборот, мама сказала: детей нельзя пугать.
- Ты сейчас стала так на маму похожа! - говорит девочка.
А потом они вместе девочку горбатенькую нарядили как невесту.
А Маруся их вдруг как оставила, как побежит к мальчику, у которого голова большая, заплакала даже, говорит:
- Скажи дяде Ване, пусть он со мной живет, как с женой. А хочешь - ты приходи!
Мальчик говорит:
- Зачем?
Маруся на него посмотрела и говорит:
- А у тебя живот больной.
Мальчик говорит:
- А ты откуда знаешь?
- Я захочу - вообще тебя вылечу! - Маруся говорит и смеется.
- Ну захоти!
- Дурак, - Маруся сказала. И ушла совсем.
Потом на кладбище зашла. К могилке маминой не пошла.
Постояла.
Говорит:
- Мама.
Ночью у Маруси никто из деревни не был.
Наташа в ту ночь колдовала. Молодая, конечно, просто так стала превращаться.
Лисой ей понравилось.
Обратится в лису, пробежит по деревне. А потом остановится, человеком обернется - и опять лисой. Лает, мужиков за ноги хватает. Только Ваню не трогает. А он - довольный.
Мужики говорят:
- Наташка, уйди, сучка! Нельзя просто так оборачиваться! Сдохнешь!
А она не уходит.
Так жалко ее было.
Все тогда погуляли.
Почти что две четверти вина выпили.
Бабушка Надя даже матюкливую песню спела:
Когда серьги протыкают,
Завсегда уши болят.
Когда целочку ломают,
Завсегда края болят!
И прямо всю песню спела, до конца!
А ей тогда уже сто лет было!
Девочка горбатенькая говорит:
- Пойдемте к Марусе, она одна боится!
Куда там.
Кто-то видел: Маруся на горке сидела, смотрела на всех. Вроде ничего была, смеется, рот платьем закрывает. Особенно когда бабушка Надя пела.
А кто-то вообще думал: это Оля сидит. Хотел напугать всех.
А нет. Посмотрели: а это Маруся сидит.
И в другую сторону смотрит.
И все.
Девочка горбатенькая утром дозвалась, все пришли, а Маруся уже мертвая. Руки закинуты. И тоже раздетая, как Оля была.
Все смотрели.
Ваня говорит:
- Я знал: ее Оля все равно ведьмой сделает. Ее нельзя по-людски хоронить.
Девочка горбатенькая говорит:
- Неправда! Она мне сама говорила!
А Наташа говорит:
- Она мне сама сказала, что ведьмой будет.
- И даже не плакала, когда мать хоронила.
- Вторая смерть до сорока дней, значит, третью жди.
- Какая Оля ведьма! Ведьма, когда умирает, страшная!
- Ну прямо, конечно! У нее всегда корова прямо к дому приходила! И ручей ни разу не замерз!
- Ни разу.
- Нет, по-людски нельзя хоронить.
И похоронили Марусю как ведьму: она же не причащалась.
