Сергей Малицкий - Легко (сборник)
— Максим, держи пленку. Отпечатаешь сам.
— Васька. Соблюдай протокол. Это не комильфо.
— Максим. Держи пленку. Я чувствую приближение нирваны.
09
Белый свет преломился в хрусталике глаза и замер цветным зонтиком. Аплодисменты, шум, звон бокалов, звуки мелодии материализовались и тяжелыми каплями разбились о паркет. Натужный конферансье захлебнулся пошлым конферансом и провалился в туман. Все пропало.
— Максим, держи пленку. Отпечатаешь сам.
— Васька. Соблюдай протокол. Это не комильфо.
— Максим. Держи пленку. Я чувствую приближение нирваны. Кто это?
— Это? Я не узнаю тебя. Думаю, что даже ты не вынимаешь из «сидюшника» ее диск. Да, да. Она самая. Хочешь узнать, что думает старый писака? Это номер один сейчас. Плевал я, конечно, на все эти хит-парады. Кстати, она и там. Эй! Не пытайся залезть на Эверест без кислородной маски! Задохнешься. Сделай мне несколько кадров!
10
Дикая. Но уже не озирается по сторонам. Серая на первый взгляд, но цену себе знает. Уже есть в глазах скучающаяся небрежность. И все: и этот взгляд, глаза, волосы, губы, поворот головы, ладошка под подбородком, нервные пальцы, ямочка в воротничке — все это вместе излучает животное, ошеломляющее ощущение живой безумной плоти. Как и ее музыка. Откуда тебя выгнали, ангел? Из рая или из ада?
— Молодой человек. Поберегите пленку. Или у вас нет других объектов?
— В этом похоронном венке вы единственный живой цветок.
Сказал банальную пошлость. Давненько этого не случалось.
— Если вы снимаете, как говорите, тогда у вас должны получаться только голубки и кошечки.
— Именно они у меня всегда и получаются.
— Тогда сфотографируйте меня с подругой.
Подруга смотрела на него неприязненно.
— Куда прислать фотокарточки?
— Можете оставить их себе.
— Хорошо. Но возможность передумать — это ваше право.
Положил на стол свою витиеватую визитку, изящно поклонился и отошел. Недалеко.
11
— Васька. Что ты со мной делаешь, сукин сын?
Максим плюхнулся на соседний стул, опрокинул в рот бокал.
— Ты успел проявить пленку? И был потрясен результатом моей работы?
— Не делай из меня идиота.
— Разве я могу конкурировать с природой?
— Иногда можешь. Я нет. Васька. Я устал. Надоело. Если бы ты знал, как мне все это надоело. Эта, якобы, светская жизнь. Презентации нелепых проектов и лажовых дисков, которые будут забыты через месяц. Буря в стакане воды.
Он слушал Максима, но смотрел на нее. У ее стола притулился развязный телеведущий с оператором за спиной. Она рассеянно слушала интервьюера и вертела в руках ЕГО визитку.
— И чем же я тебе насолил? Уверяю тебя, я сделал все, что мог.
— Я поражаюсь тебе, Васька. Почему тебе все так легко дается?
— Например?
— Все. Каждый миг. Слишком легко тебе живется. Не читал книгу судеб, но думаю, что твои строчки выведены в ней изумительным почерком.
— Только строчки? Обижаешь. Я предпочел бы тома. Или хотя бы томик. Как ты думаешь, что там написано на последних страницах?
— На последних у всех написано одинаково, а на сегодняшней о том, что на тебя запала эта новая пассия моего шефа.
— Она тебе это сказала?
— Она сказала шефу, что им завтра следует сделать несколько семейных снимков у них на даче.
— Я не занимаюсь групповым сексом. Слишком большой эгоист для этого. Кроме того, я ее не хочу.
— Кто тебя спрашивает, хочешь ты или нет? Не вздумай заболеть или лечь на дно.
— Очень придирчиво отношусь к слову «лечь». Как ее зовут?
— Клара.
— Нет. Мое либидо окончательно аннигилировано этим именем. Ближайшие несколько секунд я безопасен.
— Тебе придется приехать. Иначе мне будет плохо. Ты понимаешь? Куда ты уставился? Ты слышишь меня?
Она встретилась с ним глазами. Улыбнулась. Медленно разорвала его визитку на мелкие кусочки и бросила их в бокал. Он тут же демонстративно раскрыл веером еще несколько.
— Детский сад, — схватился за голову Максим, — Куда ты, дитятко? Она тебя съест.
— Съест? Очень интересно! Этого я еще не пробовал.
— Не лги своему другу. Жаль, что ты не готов поведать миру о своих приключениях. Мы бы вдвое подняли тираж.
— Я не дрянной мальчишка. К тому же тайну женской исповеди еще никто не отменял. Я честный и душевный ходок.
— Так делай свой ход. Она уходит!
— Эх, Макс. Это же совсем другая геометрия.! Догоняя женщину, ты бежишь в противоположную сторону.
12
Он послал Максима подальше и пошел пешком. Город огромным светящимся теплоходом медленно тонул в черном асфальте. Прощально вращался над зданием покрытый струпьями Альфа-банка бывший шар Аэрофлота. Спасательными шлюпками шелестели вылизанные авто. Мелькали тени неблагополучных прохожих, пытающихся спрыгнуть с этого корабля. Пустота, и в пустоте звонок.
— Привет.
— Привет.
— Что делаешь?
— Иду по ночной Москве.
— Один?
— С тобой.
— Где сейчас?
— Садовое. Напротив Калинки-Стокманн.
— Остановись. Я сейчас.
13
Она вылетела из редкого ночного потока, открыла дверь и, не дожидаясь, пока он закроет ее за собой, рванула с места. Закурила.
— Ну, их всех к черту. Сбежала.
Он молчал, разглядывая ее упрямый профиль.
— Почему «флажолет»?
В визитке между именем и телефоном у него было написано: «Флажолет. Все вопросы». Флажолет. Двойной звук. Глупость, которая была отличной фишкой в его прошлой жизни. Глупость, о которой он мгновенно пожалел.
— Лучше обмануть ожидания, написав глупость, чем наоборот.
— Да?
Она взглянула на него. Черт возьми. Что с ним? Сидит возле этой талантливой «зелени» и чувствует себя сопливым мальчишкой. Или все-таки дрянным?
— Ты фаталист?
Он фаталист? Может быть. Но до последней минуты он был очень ловким фаталистом. Вертким и удачливым.
— Вот уже пару минут, как я не знаю, кто я.
Она улыбнулась.
— Будь самим собой.
Машина вынырнула из тоннеля, пересекла пустынный перекресток, ушла под мост, повернула, миновала мертвую коллективную скворечню театра кукол и вернулась на Садовое кольцо. Сонный майор взмахнул палочкой у здания управления ГИБДД. Она остановила машину, взяла кассету, торчащую из магнитолы, бросила короткое: «Сиди». Вышла. Через десять секунд слепила на лице майора улыбку, села за руль.
— Слушаешь себя?
