Андрэ Моруа - Машина для чтения мыслей
- Вы удовлетворены? - спросил он, когда пощелкиванье аппарата оборвалось.
- Вполне, - спокойно ответил я. - Огромное вам спасибо, Дарнли.
Но, выйдя из этого проклятого подвала, я постарался незаметно улизнуть, не попадаясь на глаза мистеру Хикки.
Когда я вышел от соседей, час был уже поздний и на улице совсем стемнело, но у меня не хватило мужества сразу вернуться домой. Я был слишком потрясен, слишком взбешен, я не успел опомниться. Не мог я сейчас видеть Сюзанну, раньше надо было поразмыслить об услышанном. Быстрым шагом я обошел наш квартал; под ногами шуршали опавшие листья, и скоро ходьба и вечерняя свежесть немного меня успокоили. Сперва я хотел, как только вернусь, выложить Сюзанне все, что я о ней думаю, пусть получает по заслугам! Но потом опомнился и дал себе слово молчать.
"Что толку грубо швырнуть в лицо Сюзанне ее собственные мысли? - рассуждал я. - Она станет упрекать меня, что я забрался к ней в душу, как вор, и ведь она будет права, а я начну спор с невыгодных позиций. Кроме того, если я выскажу вслух все обиды и упреки, которые она могла затаить против меня, им только прибавится силы и убедительности. Напротив, куда разумнее - лишь бы у меня хватило на это мужества воспользоваться уроком втайне и вновь завоевать любовь и доверие жены, ведь я все же люблю ее, а если не поостерегусь, мы станем совсем чужими. Чудо-инструмент Хикки сослужит мне отличную службу, я смогу и дальше следить за тайными мыслями Сюзанны и..."
И вдруг я спохватился, что забыл психограф в подземной лаборатории. Досадно, но поправимо: завтра утром можно пойти и взять его обратно. Ну, а что я скажу Хикки? Чем меньше, тем лучше. Просто поблагодарю и небрежно прибавлю; мол, ваш аппарат подтвердил то, что и так было мне известно. Определив тем самым разумную, как мне казалось, линию поведения, я возвратился на Линкольн авеню и вошел в дом.
Увы! Бывают супружества, в которых семена раздора зреют, словно в мятежной стране: тщетно правители надеются мудрыми реформами успокоить недовольный народ, благополучно провести его через опасную зону; несмотря на всю их осторожность и добрую волю, все остается во власти судьбы: случится любая малость, пальнет ненароком подвыпивший часовой - и наперекор всем желаниям неминуемо вспыхнет революция. Наверно, это слишком пышное сравнение для заурядной семейной сцены, но я лишь хотел показать, что любой разговор, как и мятеж, может принять самый неожиданный оборот - увы, не в наших силах управлять ни тем, ни другим - и между двумя сверх меры чувствительными и восприимчивыми людьми из-за любого неловкого слова вспыхивает ссора, которой оба вовсе не желали.
Итак, я вернулся домой, исполненный благих намерений, - и встретил самый холодный прием. Сюзанна опять стала осыпать меня упреками: и в самом деле, никогда еще я вечерами не являлся так до неприличия поздно. Когда я объяснил, что провел два часа у соседей, она только пожала плечами и намекнула, что уж наверно, тут не обошлось без Мюриэл Уилтон. Я возмутился, и (хоть убейте, не вспомню теперь, каким образом это получилось) не прошло пяти минут, как я уже со всем пылом оскорбленной добродетели выкладывал ей то, что собирался от нее скрыть.
- Уж давай тогда по порядку! - заявил я. - Мюриэл Уилтон потом, поговорим сперва об Адриане Леке.
- Об Адриане? - переспросила Сюзанна с отлично разыгранным равнодушием. - А при чем тут Адриан? Кто о нем поминает?
- Ты!.. И еще с какой нежностью!
- Да ты с ума сошел! - крикнула Сюзанна так громко, что негритянка Розита заглянула в дверь, вообразив, будто ее звали. - Ты с ума сошел! Какое мне дело до Адриана? С тех пор как мы уехали из Франции, я даже ни одной открытки ему не написала.
- Открыток, может, и не писала, а все-таки вчера вечером ты думала, что Адриан был бы в твоих делах куда лучшим советчиком, чем я... И с удовольствием вспоминала свои прогулки с ним по Сен-Ромэнской ярмарке... и некоторые жесты, которые в отношении молодой девушки по меньшей мере неуместны!
Жена, ошеломленная, мгновение смотрела на меня с таким ужасом и ненавистью, что я устыдился и вместе с тем опьянел от ощущения своей власти.
- Я?.. - пролепетала она. - Вчера вечером?..
- Да, вчера вечером, когда читала... или притворялась, что читаешь... Можешь ты мне дать честное слово, что не думала в это время о своих прогулках с Адрианом, и о ярмарочной карусели, и о каком-то синем диване?.. Ты даже говорила себе, что Адриан и нежный, и ласковый, а вот я - резкий и неуклюжий... Не отпирайся, Сюзанна, у тебя все на лице написано...
И в самом деле, видно было, что она поражена и растеряна. Дрожащим, испуганным голосом она спросила:
- Но откуда ты знаешь, Дени? Разве я думала вслух?
Быть может, мне следовало согласиться с этим не слишком правдоподобным объяснением, но я уже не в силах был хитрить и осторожничать. Я выложил все начистоту: как ошарашил меня Хикки, открыв мне мои же мысли, рассказал про коварный самопишущий "пистолет", который я вчера наставил на Сюзанну, и про говорящую машину молодого Дарнли, и какой пыткой было для меня, в темном подвале, едва освещенном красной лампочкой, слушать однообразное бормотание - голос ее мыслей. Сюзанна слушала молча - сначала с недоверием, потом взволнованно, а потом пришла в ярость и эту ярость обрушила на меня, едва я кончил свой рассказ.
- Какой позор! Это просто подло!
- Но, Сюзанна...
- Подло и низко! Давно ли ты мне читал целую лекцию о том, что такое джентльмен? Ну а сам ты кто? Может, вчера вечером ты поступил честно? Мало того, что ты крадешь мои мысли, жалкие остатки свободы, - в этой несчастной Америке мне только и оставалось, что помечтать, а ты даже это у меня отнял... нет, тебе все мало, ты еще выдаешь мои секреты совершенно чужим людям, иностранцам, - пускай потешаются!
- Что за вздор, Сюзанна! Дарнли не понимает по-французски, а Хикки при этом не было...
- Почему ты знаешь, может, он где-нибудь спрятался?
- Послушай, Сюзанна, Хикки - порядочный человек, джентльмен...
- Нет уж, уволь... Не желаю я слышать это дурацкое слово! А где пленка? Ты ее принес?
- Пленка?.. О, черт возьми!
Тут только я вспомнил, что оставил пленку на столе в лаборатории, рядом с психографом. Чувствуя, что виноват, я перешел в наступление:
- Ну, знаешь, Сюзанна, это просто бессовестно! Может быть, и не очень похвальным способом, но, уж во всяком случае, очень точным и совершенно безошибочным я обнаруживаю факты, которые ты от меня скрывала, хотя не имела на это никакого права, и ты же делаешь мне сцену! Это уж слишком!
- Но мне нечего скрывать! Что в этом предосудительного, если...
-...если ты вспоминаешь ласки Адриана Леке? - сухо докончил я.
Сюзанна громко рассмеялась.
