Анна Фенх - Ружья еретиков
– Очень хороший вирус, – ответил Китт, убедившись, что Мору не сбил вопрос влет. – Отвечает почти всем требованиям, предъявляемым к современному биологическому оружию.
– А именно? – Шеклу, кажется, всерьез заинтересовался.
Поскольку Китта никто не прерывал, он принялся рассказывать:
– А именно – это особенная вирулентная форма серой чумы. На первых порах распознать ее сложно, симптомы обычной лихорадки и нервного перенапряжения – повышенная температура, нарушения сна, тревожность. Вместе с тем передается она достаточно просто. Заболевший, которому невозможно вовремя диагностировать серую чуму, попадает в больницу, где мгновенно заражает и персонал, и других больных. Так вместе с одним инфицированным за сутки из строя выбывает от пяти до семи человек. Как вы, вероятно, знаете, серой чума называется потому, что нарушает кровообращение в некоторых участках тела и те явственно сереют от недостатка кислорода. Затем язвы, отмирание тканей, тяжелый бред, невыносимая боль от поражения вирусом болевого центра мозга и мучительная смерть. Все это способствует возникновению паники в рядах противника, – Китт на секунду прикрыл глаза, видя внутренним взором, что именно вызывает особенно сильную панику среди людей. – К сожалению, наш вирус не отвечал самому главному требованию: к этому «яду» должно быть хорошее «противоядие» у наших войск. Я был привлечен к этой работе как лучший доступный в то время и в том месте специалист по экстремальным условиям. Вирус должен сохранять жизнеспособность на всех этапах транспортировки носителя вируса на территорию врага, поэтому и были востребованы мои знания. Свою задачу я выполнил, мои расчеты были верны, если бы командование одобрило решение о принятии на вооружение бомб с серой чумой, при доставке и сбросе бомбы вирус не погиб бы, равно как не погиб бы зараженный человек, если бы командование приняло решение переправлять вирус в тыл врага на живом носителе. К сожалению, выработать иммунитет к этой форме серой чумы нам так и не удалось. Проект был закрыт.
– Невероятно, – Шеклу покачал головой и затем улыбнулся. – Что ж, наша работа менее грязная, во всяком случае, пока она не вызывает язв. Вы позволите, Дишлав?
Мору коротко кивнул с экрана и Шеклу заговорил:
– Я, изволите ли видеть, руковожу здесь, на Зоне 15, Группой А. В нашем комплексе, любезно выделенном нам вашей уважаемой организацией, мы изучаем особенное излучение, способное влиять на человеческий мозг определенным образом.
– Оружие? – уточнил Китт.
Шеклу неопределенно кивнул:
– Надеюсь, что так. Мы создали излучатель, способный воспроизводить А-волны, так мы назвали наше открытие, не было времени придумывать что-то более романтическое. Здесь мы испытываем его, производим замеры.
– На людях? – вставил Китт.
– Разумеется, на животных оно не действует. Наш излучатель способен испускать волны в двух режимах: активном и пассивном. При пассивном излучении на мозг испытуемого оказывается весьма интересное влияние, он теряет способность к анализу, к критике. Но в качестве оружия подобное влияние применить пока не представляется возможным, для устойчивого результата требуется продолжительное время. Поэтому сейчас мы считаем это побочным действием и как раз в данное время начинаем параллельную с основным исследованием работу над устранением этого эффекта или защитой от него, – Шеклу снял очки и принялся протирать линзы извлеченным из кармана отглаженным клетчатым носовым платком. – Активное же излучение может оказывать различное воздействие, в зависимости от частоты, – это может быть угнетение, то есть депрессионное воздействие, а может быть, напротив, воодушевление, энтузиазм. Изучать эти явления крайне сложно, мы сами не нашли пока способа экранироваться от излучения, поэтому наблюдение за испытуемыми, находящимися в удаленном блоке, ведется через видеокамеры. Мы же, исследователи, располагаемся далеко от границы волн, потому как какие же мы ученые без способности к всестороннему анализу?
Вопрос был явно риторический, поэтому лейтенант Китт промолчал.
– Испытуемые отобраны из тех лиц, на которых излучение действует согласно прогнозу. Парадоксальная реакция также изучена – это сильные боли при активном излучении и никакой реакции при пассивном. Процент таких людей весьма невелик, из двухсот тридцати восьми облученных за все время существования излучателя таких попалось всего двое. Вероятно, какое-то не выявленное пока физиологическое отклонение.
– Если нельзя экранироваться, то, возможно, получится как-то лечить? – спросил Китт.
Шеклу отмахнулся:
– Это как раз к биологам. Мы – физики, нас интересует меч, но не щит! Нет-нет, это я увлекаюсь, щит, конечно, тоже, но в данный момент мы рассчитываем, что наше излучение будет использоваться против вероломных колоний. Самые смелые из нас не устают планировать, как будет включен депрессионный режим излучения на фронте и какие-нибудь там хонтийцы побегут, заливаясь слезами.
– Самые смелые планируют иное, – высказался с экрана полковник Мору.
Шеклу неприязненно поморщился:
– Я уже говорил и снова скажу вам, любезный Дишлав, что…
– Господа, – капитан Эштаву снова призвала стариков к порядку. – Мне кажется, лейтенанту Китту нужно увидеть все своими глазами.
– Да, конечно, – профессор Шеклу водрузил очки на нос и поднялся с места.
– Задержитесь, Китт, – прозвучало с экрана. – Остальные свободны.
2. Доктор Рейхар Китт, Волк Господа
– Господин Ромура Тшев, – раздельно и очень четко пробасил монах-пес, – волею Трибунала вы арестованы и передаетесь во власть Инквизиции как еретик.
Господин Ромура всплеснул руками и, опершись плечом о стену собственного дома, медленно съехал вниз, на мостовую, да так и остался сидеть в нечистотах, не в силах ни возразить, ни подняться, пока двое дюжих монахов-псов не подхватили его под руки и не потащили по направлению к зданию Трибунала. Никто не произнес ни слова, прохожие отворачивали лица и сжимали правую ладонь в кулак возле груди в принятом церковном жесте, чтобы никто из братьев-псов не решил, что Ромуру кто-то здесь жалеет. Инквизиция обоснованно считала, что невозможно искоренить ересь, не уничтожив и тех, кто сочувствует еретикам.
Рейхар Китт проводил монахов злым взглядом, стиснул челюсти так, что зубы едва не застрипели, и вышел из тени переулка. Прохладный осенний воздух был полон запахов немытых тел, мокрой шерсти, дыма и гниющей пищи, но теперь, казалось Рейхару, к этой обычной городской смеси добавился крепкий и острый, как укол в горло, запах унижения, боли и страха. Это был запах Трибунала, и с каждым годом город пропитывался им все сильнее.
