Дмитрий Биленкин - Кем ты станешь
Так длилось с минуту, потом глаза ожили, точно сквозь гарь пробился светлый ключ.
- Почему... почему же Мик?
Голос прошелестел так тихо, что Яранцев не вдруг его расслышал, а расслышав, не сразу уловил смысл вопроса.
- Просто мальчика надо было как-то назвать!
- Зачем?
- Что зачем?
- Все...
- Но это же ясно! Проблема среды и наследственности. Вот новорожденный Аттила. А вот наше общество. Что выйдет теперь из кровавого насильника?
- Вы стали ему отцом...
- Да.
- Так требовал эксперимент...
- Ну да.
- Ненавидя прошлое Мика, остерегаясь его задатков, пугаясь проявлений характера...
Яранцев нахмурился.
- Пережитое - пережито, - сказал он резко. - Оставим это.
Старик сорвал очки, словно они увидели нечто такое, чему не должны быть свидетелями. Помедлил и спросил, не глядя на Яранцева:
- Мик, конечно, не знает, кто он?
- И никогда не узнает, - твердо ответил тот. - Это тайна немногих.
- Даже если я ему скажу?
- Вы не скажете.
- Тоже верно... - старик кивнул.
"Мне о многом придется умолчать", - с горьким восхищением и жалостью к Яранцеву подумал он, чувствуя себя разбитым, беспомощным перед ослепительным, грозно-непредсказуемым величием того, что дерзнули сделать эти непонятные ему люди.
Недаром он ощутил что-то глубоко личное еще в той, самой первой работе Мика. Той, где по равнине, безнадежно зеленой и гладкой, к горизонту отчаянно спешила крохотная фигура ребенка. А с неба, смятенно и пристально, как бы заклиная беду, на ребенка смотрело похожее на глаз солнце.
То же самое выражение старик уловил теперь во взгляде Яранцева. Того, кто был отцом Мика и воспитателем Аттилы. Кто знал и действовал, любил и страшился, растил сына и ставил над ним эксперимент. И кто, очевидно, так и не понял, почему Мик стремится уйти подальше от дома.