Александр Полещук - Великое Делание, или Удивительная история доктора Меканикуса и Альмы, которая была собакой
Происшествие было настолько странным, что о нем даже трудно было кому-нибудь рассказать. Про-изошло что-то… Но что именно?. Кто пострадавший? Что за газ находился в- баллоне?
Этого человека было очень жаль. Чем-то он показался мне симпатичным. Ясный, прямой взгляд, черные с проседью волосы, хорошая улыбка. Может быть, он еще очнется, может «быть, еще будет жить? Не хотелось думать, что этот человек-преступник, диверсант. Не верилось.
III
Домой я дернулся часов в одиннадцать. Сибиряка по-прежнему не было. Обычно он встречал меня у калитки. Куда же запропастился песик? Я обошел весь двор, заглянул во все уголки, звал его, манил… Пользы от Сибиряка было немного, но я привык к нему… Я открыл калитку и выглянул за ворота. Но и на улице собаки не было.
— Вы моего Сибиряка не видели?- спросил я у соседа.- Убежал куда-то, бродяга!
— Нет, не видел. А давно он у вас в бегах?
— В пять утра еще крутился здесь. Я как раз отпирал ворота…
— В пять? Плохо дело!.. Я немного позже встал. Выглянул из окна и вижу: напротив овощного магазина стоит синий фургон с собачьей будкой.
Он, верно, вашего Сибиряка и увез..
Номера-то на ошейнике не было?
— Не было…. Жалко собаку!
— Да вы сходите туда, может быть, он еще жив. Рублей десять собачнику за труды заплатите — отпустит. Ему что! Раз хозяин отыскался, отдаст.
Где находится это самое страшное для собак место, я представлял себе смутно, пока пожилая женщина, которая старательно мыла -порог крайнего в городе домика — за ним начинались железнодорожные пути,- не сказала мне:
— Собаки где ловленые? Вон за полем домик виднеется. Там их для института содержат, а каких и убивают.
Последние метры пути были очень тяжелы. Я считал шаги… Вот низенькая хатка. Навстречу мне вышел собачник, насмешливо посмотрел на меня. Понял, зачем я, понял, почему мне не по себе… А вокруг, скажу прямо, было весьма неприятно. Я, признаться, Удивился, как город может такое терпеть у себя под боком: дышать было просто нечем…
— Собачку вам, значит? Так, так… Не уберегли? Ну что же, чья пропажа, того и грех.
— Верните мне ее, пожалуйста!
— Вернуть недолго. В другой, раз регистрировать будете, номерок вешать, согласно постановлению. Мы тоже полезное дело делаем.
Он повел меня во двор, в котором стояла распряженная лошадь, уткнувшая морду в охапку сена. Около двадцати собак выло и прыгало в ящиках-клетках.
— Я теперь больше для науки работаю,-говорил собачник.- Вот уже с неделю и? института не приезжали, а пора бы: собак много собралось… Цыц, вы! — прикрикнул он на своих пленников.- Так, говорите, маленькая, серенькая? Была такая, а как же. Да вон… Не она?
— Нет, моя поменьше.
— Там, в глубине, еще одна..
— Тоже не моя…
В этот момент я увидел Альму. Эта Альма, сомнений нет. Вот она внимательно посмотрела на меня и бросилась к сетке: узнала. Когтями вцепилась в сетку, и вся клетка задрожала, загудела.
— Назад! — крикнул собачник.- Назад!
— Я возьму ее.
— Так она ж не ваша.
— Все равно. Понравилась мне собака, отдайте!..
Альма не лаяла, не выла, она молча билась о сетку, время от времени взглядывая на меня темными с желтым ободком глазами. Потом вздрагивания клетки стали редкими, и мне показалось — или это только показалось? — ритмичными. Мы прислушались. Издалека донеслась музыка — это на пляже играла радиола. И Альма — я мог в этом поклясться! — трясла сетку в такт Музыке.
— Ученая!- удивился и собачник,- Может, из цирка? Прибавить бы надо. За нее мне в институте полете, а то и сотню дели бы.
Я вынул все, что было у меня в карманах -рублей сорок, и увел Альму. Куском веревки я обвязал ее шею, и Альма тащила меня вперед с такой силой, что я почти бежал. Она старалась поскорее и подальше уйти из этого страшного места.
Только дома, во дворе, мы перевели дух. Я запер калитку, а Альма обняла мою ногу передними лапами.
— Ну, Альма, ну, успокойся…- говорил я ей.
В этот момент до моего слуха донесся знакомый лай Сибиряка. Я обошел весь двор, но никак не мог сообразить, где эта негодная собака. Наконец догадался отворить дверь сарая. Сибиряк, живой и невредимый, вышел из сарая и, помахивая хвостом, виновато поглядывал на меня.
— Ах, негодяй, разбойник! Что же ты молчал, когда тебя звали?
По-видимому, Сибиряк забежал в сарай, когда я там работал, и все время проспал за дровами.
Сибиряк подошел к луже возле крана и стал лакать воду. Подняв голову, он увидел спокойно смотревшую на него Альму и зарычал.
— Да ты знаешь, псина, что я с ног сбился, тебя разыскивая? — выговаривал я Сибиряку, но в душе, конечно, не жалел об этом. То, что я выручил из беды Альму, доставляло мне какое-то необъяснимое удовлетворение. Я любовался ею: сильная, стройная, с красивой и гордой посадкой головы. Не стара ли? Да нет, года три — четыре, не больше.
Все последующие дни я чувствовал какое-то беспокойство. Каждый день Альма угощала меня какой-нибудь неожиданностью. Началось с того, что она показала свою необычайную выучку и понятливость. Для нее «ничего не стоило, нажав на щеколду, открыть калитку или пустить воду из крана, мягко взяв в зубы вентиль и ловко отвертывая его. В то же время она была незнакома с обычным собачьим словарем. Когда я кричал ей: «Альма, фу! Фу, Альма!» — она только сильнее лаяла. Не понимала, она и охотничьи приказы: «тубо» и «пиль».
Самым странным было то, что Альма, несомненно, очень умная собака, оставалась равнодушной ко всем знакам одобрения, ко всем подачкам. Я не видел, чтобы она умильно виляла хвостом. Когда яее гладил, она не подставляла голову, как сделала бы это любая собака, а стояла неподвижно, ничем не выражая своего удовольствия. Восторженное состояние, которое я наблюдал в первый день, когда она спаслась от собачника, больше не приходило к ней. Она становилась все более к более неспокойной.
Ела она все, но не при мне. Как-то я вынес ей тазик с остатками обеда и ужина во двор, а сам спрятался за полуоткрытой дверью. Альма взбежала, по ступенькам крыльца и притворила дверь перед самым моим носом.
Спала Альма только днем. Ночью носилась по саду. В хоре собачьих голосов ее голос был первым. Громкий, ясный, короткий лай Альмы будоражил всех собак нашей улицы, и они долго не могли успокоиться.
Вскоре Альма стала исчезать: вначале по ночам, а потом и днем. Однажды она пропадала несколько дней.
Как-то меня подозвал сосед, работавший в своем саду. Я подошел к забору, разделявшему наши участки.
— Видел вашу собаку,- сказал он, вытирая руки о фартук.-Шатается по городу…
— Где?
