Дэвид Уильямс - Свободное падение
— Известно ли вам, почему вы здесь, Стенли? — спросил Испытатель.
У Стенли не вышло спрятать волнение под маской гордости. Не у многих это получалось, когда их вызывали для «личной беседы». Вот так, наверное, Бог является людям в полной славе Своего непоколебимого совершенства.
Про Озеро он вообще забыл. Брюки его захлёстывала вода, безнадёжно губя единственный костюм. Вода была тёплая.
В искусственном лунном свете глаза Вишона посверкивали чуть ярче, чем положено глазам.
— Известно ли вам? — повторил он.
— Нет, сэр.
— Чтобы умереть, Стенли. — Вишон потянулся к нему известково-белыми руками.
Колени Стенли подались, и он чуть не рухнул в тёплую волну.
Испытатель обвился вокруг него, приятельски обхватив его за плечи. Губы прижались к уху Стенли.
— В наше тяжелое время выживут только верные. Вы находитесь здесь, чтобы умереть. Что было, да останется в прошлом; вы возрождаетесь к новой жизни. Войдите же в воду.
Вишон заставил его наклониться, так что голова чуть не коснулась воды. — Мы выбрали вас для больших дел. Скажите, вы правда любили эту девочку? Анну?
Стенли уставился в нависающее лицо Вишона.
— Почему вы спрашиваете?
Испытатель широко улыбнулся.
— Вы представляете для нас большую ценность, Стенли. Мы дали её вам в знак нашего к вам уважения. Какое качество, а? Анна была нашим лучшим опытным образцом. Генетическое совершенство во плоти.
Дрожа в воде, Стенли закрыл глаза.
— Она вас любила, Стенли. Уж об этом-то мы позаботились. И она предоставляла нам всю нужную информацию — хотя, конечно же, сама того не сознавала. Вы очень простодушный человек. Мне это нравится.
Стенли почувствовал, как тот пихнул его глубже ещё на пару сантиметров.
— Мы в состоянии предоставить вам всё, что вы хотите. Служите верно, и Анна к вам вернётся. Для вас мы это можем организовать. У вас будет всё. Добро пожаловать в круг друзей.
И толкнул его под воду.
* * *Вишон смотрел на него сверху, из-под спроецированных на купол звёзд.
— С возвращением, Стенли. А я уж думал, ты у меня помереть решил. Как самочувствие?
Моргая, Стенли осторожно потянул шею.
— Болит немного.
Вишон кивнул.
— Я так думаю, вы с нашим другом уже знакомы?
Сверху надвинулся тёмный силуэт.
— Знакомься — Брюс. Он последний этап твоего посвящения. Чтобы следовать за Богом, погоняйся-ка сначала за чёртом.
* * *В ту ночь Брюс убил семерых, и кровь их пропитала землю Леса. За всё это время Охотник не промолвил ни слова. Ничего не подозревающих жертв одну за другой вводили в Лес. На лицах зияли сморщенные глазницы, рты накрепко зашиты, чтоб не слышно было воплей.
Брюс работал с нечеловеческой точностью, голыми руками. Трещали хребты и сучья, когда он привычным движением зашвыривал тела в чащу.
Стенли стоял как громом поражённый, не смея отвести глаз. Вспомнилась другая ночь, много лет назад. Все поплыло, и вместо Парка перед мысленным взором встала комната и в ней мёртвая девушка. Теперь он знал, кто стоит перед ним. И они тоже знали. Он чувствовал на себе их глаза — скукожились, наблюдающие, в своих апартаментах, выискивают в нём признаки слабости.
Стенли смотрел, а желудок его наполнялся тяжестью. Глаза наполнились слезами, но ни одна капля не упала на землю. Вот его жизнь. Его правда.
Когда утих последний вопль, Брюс по-медвежьи скарабкался с дерева. Его модифицированные глаза, как и глаза Вишона, серо отсвечивали в темноте под полями шляпы.
— Стенли, я всё вижу. Я демон, и тело моё из стекла. Хорошенько запомни эту ночь и не сбивайся с пути истинного.
И Брюс оставил его на откуп призракам Леса.
* * *Шли месяцы, а слова убийцы Анны не забывались. Вишон дал Стенли пропуск на другие уровни здания, и однажды он целый день провёл в грузовом отсеке, нежился в девственных лучах солнца и пил, поглядывая на расстилавшийся под ногами город. А иногда он сидел в своих новых апартаментах и думал об Анне, прокручивая в памяти рассказ Вишона. Пожалуй, он ещё тогда, при ней, заподозрил правду. Её душа была чужая; её тело подчинялось приказам базы данных чужих воспоминаний.
Он больше никогда не приходил в Лес, но ему часто среди бела дня мерещился его зеленеющий простор. Он понятия не имел, сколько народу там погибло. Страх не отпускал его.
По вечерам он преимущественно сидел в своём апартаменте и пил.
Вишон ему сказал, что Анну могут вернуть, в точности такую же, как была. Стенли сказал, что подумает. И не стал об этом думать.
Его ненависть ни в чём не проявлялась. Он ждал.
* * *Стенли проснулся, будто что-то толкнуло, и почувствовал, как в груди ненавязчиво шевелится нейрочип. Комнату заливала тьма, заполняя собой отсвечивающие цифровым заревом пустоты, где на экранах с изнанки его глаз угасали слова. Он заморгал. Плексигласовый полумесяц над кроватью разливал по комнате слабый свет. Запах в апартаменте был сладкий, приятный. Ладан пополам с жасмином.
Вишон переключил режимы у Стенли в голове. Внутри ушной полости, возле улитки, малюсенькая проволочка вибрировала от притока речи. «Стенли, у тебя за дверью от нас подарок».
Он встал — прикосновение ног к плюшевому ковру успокоило — и послушно пошёл открывать.
Дверь скользнула в сторону. За нею стояла знакомая фигура.
Анна.
Стенли было так больно, что он заулыбался и с дурацкой этой улыбкой смотрел, как эта химера больного воображения приникла к нему, прижалась. Новая Анна приложила палец к губам, и он не нашёл сил возразить. Его плоть отозвалась на её прикосновение; тёплые руки, наизусть знающие его тело, скользнули по коже. Всё внутри заныло. Он застонал. Притянул её к себе и заплакал, как обиженный несмышлёный ребёнок.
«Она почти такая же, как была. Нам удалось почти всё восстановить. Почти всю память, воспоминания. Пробелов должно быть немного».
Стенли подавил беззвучный вопль поцелуем.
Потом их тела колыхались волной в темноте, и нейрочип внутри него свернулся клубочком и тихонько жужжал.
Он никогда ещё не испытывал такой высокой боли.
Её плоть на ощупь как ткань, пришла мысль в голову. Как будто призрак охватил его чресла.
«И всё-то она помнит», — прошептал Вишон.
* * *— Анна.
Золотые волосы отражали янтарный свет утреннего солнца. Анна медленно открыла глаза, и овальное лицо засияло отблеском ярко-синего. На алебастровой коже выделялись полные алые губы.
Сердце у Стенли заныло, до того она была хороша.
И так его ранило выражение на этом лице. Боль и невинность. Преданность.
