Роджер Желязны - Одно мгновение бури
Мой второй «глаз» почти добрался до места своего назначения. Когда я наполовину выкурил очередную сигарету, он передал мне такую картину: над равниной колыхался серый непроницаемый для взгляда занавес.
Он приближался.
Я набрал номер Элеоноры.
— Собирается дождик, детка, — сказал я.
— Ты думаешь, стоит запасаться мешками с песком?
— Скорее всего.
— Хорошо. Я займусь этим. О’кей. Спасибо.
Я повернулся к экранам.
Tierra del Cygnus, Земля Лебедя — очаровательное название для планеты. Впрочем, и для единственного материка на ней. Я попытаюсь описать его.
Планета похожа на Землю. Правда, уступает ей в размерах, и воды здесь больше. Что касается основного материка, то выглядит он примерно так: поверните зеркальное отображение Южной Америки на 90º против часовой стрелки и отпихните в Северное полушарие. Сделали? Отлично. Тогда возьмите материк за хвост и тяните до тех пор, пока он не вытянется в длину еще на шесть — семь сотен миль и не похудеет в талии. Не забудьте, что экватор должен отсекать кусок длиною пять — шесть сотен миль. Вот вам и материк Лебедя в обнимку с прекрасным заливом. А чтобы довести начатое до конца, разбейте Австралию на восемь кусков и разбросайте наугад в Южном полушарии, назвав их первыми буквами греческого алфавита. Положите мороженого на макушки полюсов и не забудьте, пожалуйста, наклонить ось на восемнадцать градусов. Спасибо, все.
Я вспомнил про оставшиеся без присмотра «глаза» и направил в сторону Святого Стефана еще пару, но через час на обозреваемое пространство опустился занавес из облаков.
К этому времени метеоспутник над нами обработал полученную информацию и передал известие о плотном облачном покрове, образовавшемся по ту сторону гор. Как это часто здесь случается, буря разразилась внезапно. Обычно местные бури так же внезапно и прекращаются: боезапаса для небесных пушек хватает от силы на час. Но бывают и затяжные ненастья, они длятся и длятся, и запас огненных стрел в небесных колчанах кажется неистощимым. Земным ураганам до них далеко.
Место, где расположен город Бетти, нельзя назвать безопасным, хотя, в общем-то, минусы компенсируются плюсами. Город раскинулся в двадцати милях от залива и удален приблизительно на три мили от реки Нобль, реки, по местным понятиям, немалой. Лишь один из его районов — самый малонаселенный — простирается до самого берега. Город похож на ленту размером семь на две мили, простирающуюся к востоку от реки и почти параллельную берегу залива. Около восьмидесяти процентов стотысячного населения сосредоточено в деловом квартале в пяти милях от Нобля. Нельзя сказать, что Бетти расположена в низине, но и возвышенностью эту часть ландшафта не назовешь — просто она чуть возвышается над окрестными долинами. Это, а также близость к экватору, сыграло свою роль при выборе места.
Другие факторы (близость к реке и заливу) тоже были приняты во внимание.
Остальные девять городов на материке меньше и моложе Бетти. Три из них находятся вверх по течению Нобля. Таким образом, Бетти. — первый кандидат на столицу будущей державы.
Рядом — гладкое плато, чрезвычайно удобное для посадки транспорта с межзвездных гигантов на орбите, а в перспективе у нас быстрый рост и централизованное планирование экономики, плацдарм для дальнейшего продвижения в глубь страны. Но первой raison d’etre[3] Бетти стал Старстоп. Ремонтные мастерские, хранилище горючего, отдых душой и телом — вот кто такое Старстоп. Остановка на пути к другим заселяемым колониям. Так получилось, что Лебедь был открыт позже многих миров. Он находился на начальном этапе развития и не представлял интереса для колонистов. По сей день хозяйство на Лебеде остается в какой-то мере натуральным, а валютой распоряжается Координационный центр с Земли.
Если вы думаете, что Старстоп не такая важная причина для организации новой колонии, то вы заблуждаетесь. Я позже объясню, почему.
Грозовые тучи набухали на востоке, высылая вперед мелкие лентообразные облака, и Святой Стефан превратился в балкон, где столпились чудовища, вытягивающие поверх перил шеи в сторону сцены, где находились мы. Облако взгромождалось на облако, пока вся стена, выкрашенная солнечными лучами в цвет сланца, не рухнула. Прогремели первые раскаты грома, весьма напоминавшие бурчание в животе через полчаса после ленча.
Я отвернулся от экранов, подошел к окну: будто огромный серый ледник вспахивал небесную твердь.
Налетел ветер: я увидел, как деревья дрогнули и склонились к земле. Надвигалась буря, первая в этом сезоне. Бирюза сдалась и отступила. Погасло солнце. По оконным стеклам побежали первые капли, а потом и целые ручьи.
Святой Стефан, царапая животы надвигающихся чудовищ, осыпал себя снопами искр. Еще мгновение, и чудовища столкнулись со страшным грохотом: ручьи на стеклах превратились в реки.
Я вернулся к экранам — полюбоваться, как бегут под дождем люди. Самые хитрые запаслись зонтиками и плащами, остальные метались, как угорелые. Многие вообще не прислушивались к прогнозу погоды — психологическая защита, возникшая из того недоверия, которое наши предки испытывали в прошлом к шаманам. Ибо если они правы, значит, в чем-то превосходят нас, простых смертных, а это смущает больше, чем перспектива вымокнуть под дождем. Поэтому нам так хочется, чтобы они ошибались.
Я тотчас вспомнил, что сам забыл дома плащ, зонтик и галоши. Утро было прекрасное, а прогноз… мог, в конце концов, оказаться ошибочным.
Оставалось только взять еще одну сигарету и откинуться в просторном кресле: ни одна буря не смогла бы сбросить с неба мой «глаза». Я включил фильтры и сидел, глядя, как по экранам хлещет дождь.
Прошло пять часов — дождь не прекращался. Во тьме за окном гремело.
Я надеялся, что к концу моего дежурства гроза иссякнет, но когда появился Чак Фулер, картина нисколько не изменилась. Чак был моим сменщиком — ночным Стражем Ада.
Он уселся за пульт.
— Ты чересчур рано, — сказал я. — Тебе никто не заплатит за лишний час.
— Делать нечего. Дождь. Лучше сидеть здесь, чем дома.
— Крыша протекает?
Он покачал головой.
— Теща опять приехала.
Я кивнул понимающе.
— Одно из неудобств нашего мира: он мал.
Он заложил руки за голову и откинулся в кресле, взглянул в сторону окна. Я почувствовал, что у него начинается истерика.
— Ты знаешь, сколько мне лет? — спросил он, выдержав паузу.
— Нет, — сказал я, зная, что ему двадцать девять.
— Двадцать семь, — сказал он. Двадцать восемь скоро исполнится. Ты знаешь, где я успел побывать?