Андрей Щербак-Жуков - Ёлки-моталки в далёком космосе
ТРЕТИЙ: Одни воюют, другие - водку пьют. Какая разница... Это лишь разные способы жить, и разные способы убивать себя и себе подобных. Военные чины - это те же хронические алкоголики. Так же стремятся заразить своим пристрастием всех вокруг... Так же...
Женя и Шу ошарашено смотрят на парня, потом друг на друга, трут себе глаза.
ЖЕНЯ (перебивая): Ты откуда взялся?
ТРЕТИЙ: Я здесь уже давно. Когда дрова начали грузить - я в сторонку отполз... Потом вас загрузили. Я выбираться не стал - думал сначала, мало ли кто...
ШУ: Это не дрова! Это стратегическое топливо!
ТРЕТИЙ: Дрова это... Врали вам все про стратегическое топливо. Чтобы вы пилили спокойно и другим воевать не мешали...
ШУ: Да нас все уважали! Нас даже в армию не брали по причине нашей важности! Ни Серые, Ни Бурые... Мы соблюдали этот... нейтралитет!
ТРЕТИЙ: В армию вас не брали по причине беспросветной вашей тупости. А дрова ваши на гробы шли...
ШУ: Да я тебя...
Шу бросается на третьего парня с кулаками. Тот испуганно прячется за бревна. Женя удерживает Шу, морщась от головной боли.
ЖЕНЯ: Стой ты... Остынь... Погоди...
Шу успокаивается.
ЖЕНЯ: Эй, ты, выходи. Я его держу.
Парень показывается из-за бревен.
ЖЕНЯ: А ты сам-то кто будешь? Откуда?
ТРЕТИЙ (с чувством собственного достоинства): Меня зовут Ллаэллин, оба раза по две "л", но можно просто Лин. Я ниоткуда, я Одинокий Скиталец, путешествую с планеты на планету.
ЖЕНЯ: Каким образом?
ЛИН: По-разному. В основном - автостопом.
ЖЕНЯ: О! Так, может быть, ты знаешь, как мне домой вернуться?
ЛИН: А ты откуда?
ЖЕНЯ (огорченно): Не помню... Понимаешь, голова так болит...
ЛИН: Это плохо...
Короб, в котором находятся ребята, перестает покачиваться, останавливается. Стихает гул.
ЛИН: О! Кажется, приехали.
Шустрый мужичок в серой форме с золотыми пуговицами, петлицами и развевающимися по ветру аксельбантами, выскакивает из кабины летающего короба, висящего в метре от поверхности земли.
Он забегает сзади и распахивает дверцы.
Из темноты проема первым показывается Лин, за ним - Женя, из-за его плеча выглядывает Шу. Ребята щурятся от света.
Шустрый мужичок жестом предлагает им вылезать.
Ребята вылезают - вид их крайне смешон и карикатурен. Они похожи на кого угодно, только не на будущих солдат.
Два военных чина в форме серого цвета смотрят на них оценивающе. Один, как водится, большой и толстый, второй, соответственно, - низкого роста, весьма щуплый. Судя по количеству побрякушек, кисточек и аксельбантов, навешенных на них с разных сторон - это самые высокие чины, из уже виденных.
Шустрый мужичок заискивающе смотрит на своих начальников.
ШУСТРЫЙ: Вот... Обратите внимание - новобранцы...
ТОЛСТЫЙ: Это - все?
ШУСТРЫЙ: Да. Три новобранца... и десять бревен.
ТОЛСТЫЙ: Лучше бы, наоборот.
Тупо ржет.
МАЛЕНЬКИЙ (манерно): Да. Какая разница...
ШУСТРЫЙ (ребятам): Новобранцы! Вы удостоены величайшей чести влиться в бескрайний коллектив Вооруженных сил Великой Серой Империи! Это ваше высшее начальство: максигенерал Муркус (показывает на толстого) и минигенерал Крузариус.
Максигенерал, не сказав больше ни слова, поворачивается спиной и, махнув рукой минигениралу, уходит. Минигенирал, так же без слов, спешит за ним следом. А шустрый мужичок продолжает речь, бодро вышагивая перед импровизированным строем.
ШУСТРЫЙ: А я - ваш непосредственный командир, архиефрейтор Катуня. Вы, стало быть, мой боевой отряд; я буду вас учить, чему надо, буду вами командовать... И вот мой первый приказ - сейчас же приведите себя в порядок... (архиефрейтор запахивает телогрейку Жени, дергает Лина за одну из висящих на нем кожаных кисточек, внимательно рассматривает ее на ладони и хмыкнув выбрасывает за спину), ознакомьтесь с уставами и на медосмотр... Прямо завтра начнутся тренировки, строевая и прочая подготовки... За-а-а Мной!
Архиефрейтор Катуня бодро марширует. Ребята вразвалочку плетутся за ним.
Пройдя вдоль кирпичной стены, тоже равномерно серой, архиефрейтор со своим отрядом резко выскакивает из-за угла.
Глазам ребят предстает бескрайний плац, заполненный людьми в одинаково-серой форме. Несколько командиров одновременно выкрикивают команды, группы солдат выполняют различные упражнения: одни - приседают, другие - кувыркаются, третьи - маршируют, четвертые - бегают кругами или вьются змейкой друг за другом. Издали это походит на клокотание однородной серой массы. Стоит невыносимый шум и невероятное столпотворение.
ШУ: Ого!
ЖЕНЯ (затыкая уши и морщась от приступа боли): Елки-моталки...
Женя открывает входную дверь. В комнату заходит Максим Максимыч. Одной рукой он ставит в угол свежеоструганную лопату, а другой лезет в бездонный карман брюк и танцующей походкой направляется к столу, напевая себе под нос.
МАКСИМ МАКСИМЫЧ:
Елки-моталки...
Просил я у Наталки,
Просил я у Наталки...
Колечко поносить...
Выудив из кармана бутылку водки, он ставит ее на стол.
МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Это тебе новая лопата, а это типа того... за знакомство. Закусить есть чем?
ЖЕНЯ: Должно быть.
Женя режет колбасу крупными ломтями, кладет на тарелку. Максим Максимыч разливает водку по стаканам.
МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Ну - давай...
Оба выпивают. Женя морщится, закашливается.
МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Что, нет привычки? Я в твои годы тоже еще не пил... Я тогда стихи писал, читал много... А потом как-то с бодуна сочинил две строчки, и они стали для меня, как "Черный квадрат" для Малевича... Понимаешь, вот он - весь черный... И рисовать что-либо после него просто смысла нет. Потому что нет после него ничего - один постмодернизм... Хочешь почитаю?
ЖЕНЯ (откашлявшись): Что?
МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Эти две строчки! Только сначала выпьем.
ЖЕНЯ: Ага.
МАКСИМ МАКСИМЫЧ (зажмурив глаза):
Выйду из дому я по утру:
Постою, упаду и умру...
Вот такое было у меня тогда состояние... С тех пор я стихов не пишу, потом и читать перестал... Пустое... Царство Божие - оно внутри нас, а снаружи - так, колыхание дхарм и всяческая суета...
ЖЕНЯ: Вы так пессимистичны...
МАКСИМ МАКСИМЫЧ: Нисколько! Я романтичен.
Выпив еще, он встает со стула и начинает прохаживаться по небольшой комнате. Надо сказать, что комната не отличается излишней аккуратностью: на стульях небрежно висит одежда, на столе разбросаны какие-то бумажки, стопки книг, на кривоватых полочках еще книги...
МАКСИМ МАКСИМЫЧ: И ты тоже романтичен. Потому что ты один... Мы с тобой никому не нужны, мы одни против всех...
Он проводит пальцем по корешкам книг: Фрейд, Хайдеггер, Папюс... Заинтересовавшись, он достает с полки книгу "Практическая магия".
