Сергей Герасимов - Ныряльщик
Он никогда не считал себя бесстрашным человеком, и это к лучшему: бесстрашные, насколько он знал, долго не живут. Он умел казаться бесстрашным, он даже мог обмануть детектор страха на обязательной проверке перед поездкой на
Остров. На самом деле, живой, отчетливый страх смерти всегда жил в его душе - страх собственный, маленький и почти ручной, как черный котенок с большими зелеными глазами. Сейчас в зелено-голубом пространстве над ним из ничего формировались быстро движущиеся кубы и сферы; вибрирующие полупрозрачные змеи проплывали во всех направленях; то там, то здесь вспыхивали фонтанчики ярких желтых искр. Остров просыпался. Сегодня, единственный раз за два миллиарда лет, здесь что-то происходило. Это было страшно, но страх - главная эмоция любого живого сущства, неразумного в том числе; страх неразумен, поэтому Янсон не боялся бояться и не боялся что Спрут заметит его страх. Страх - это все-таки не мысль. Его руки продолжали шарить за спиной, вслепую нащупывая луковицы.
Страх есть страх, а работа есть работа. Он сам выбирал это, он сам стремился к этому, он сам шел к этому всю жизнь. Он начал тренироваться в четыре года. С семи лет он тренировался ежедневно. В одиннадцать ему сделали первую операцию и он научился нырять на пятидесятиметровую глубину. В шестнадцать, на контрольных сборах, он убил своего напарника.
Тогда они вдвоем спускались по реке. У них была металлическая лодка без весел и мотора. Река мощным потоком уходила под землю и неслась там километров двадцать, прежде чем выйти на поверхность и разлиться широким спокойным полукругом на равнине. Они должны были пройти подзеный путь реки и остаться живы. Может быть, были виноваты весенние ливни, может быть ещё что-то, но воды в подземном русле оказалось немного больше, чем они предполагали. Довольно скоро вода достала до потолка пещеры и дышать стало нечем. Тогда они перевернули лодку и спрятались под ней. Они неслись в подземной трубе и понимали, что никто и ничто не может спасти их; понимали, что воздуха в лодке никак не хватит на двадцать километров пути.
Напарник напал первым. Но Янсон был готов к нападению. На двоих воздуха не хватит, но у одного человека все-таки остается шанс. Проблема в том, чтобы отделаться от лишнего дышашего, хватающего воздух рта быстро и без усилий.
Две-три минуты активной борьбы - и воздуха не останется. В тот день Янсон победил и остался жив. Он никогда не считал, что сделал что-то неправильно. Но чувство вины осталось с ним. Чувство вины и страх. Именно с того дня страх смерти поселился в нем. С того дня он перестал быть самонадеянным ребенком и стал настоящим ныряльщиком, настоящим профессионалом.
Ближайшее щупальце Спрута слегка шевельнулось. Янсон похолодел. Кажется, он позволил себе воспоминание. Как это могло случиться? - это из-за неожиданности, только из-за неожиданности: несколько геометрических фигур напоминали контурами и цветом ту самую перевернутую лодку, которая двадцать лет назад несла их через пещеру. Не стоило нырять в эти дни, когда все ожидали, что что-нибудь произойдет. Кажется, он позволил себе только что ещё одну небольшую мысль. Он подумал о том, что именно было этой мыслью - и это снова была мысль.
Спокойно, это ещё не катастрофа, - подумал он, но это снова была мысль. Теперь это уже была катастрофа.
Он начал медленно подниматься сквозь слои подводной паутины. Сейчас он полностью контролировал свое сознание; даже страх и тот стал тупым и мутным, как боль в желудке, которую ощущаешь во сне; но нити с лезвиями уже тянулись к нему со всех сторон и не было от них никакого спасения. Именно так и гибли все ныряльщики до него. Эта охранная машина - абсолют смерти, выдуманный сверхчеловеческим умом и ни один человек не сможет вырваться из её обьятий. Он ощутил, как первое щупальце обмоталось вокруг его левой лодыжки. Второе перехватило его грудь и плавным движением разрезало кожу по диагонали слева направо. Кровь поднялась над ним, как облако красного дыма. Несколько секунд - и акулы будут здесь. Впрочем акул сегодня нет; эти безмозглые куски убивающего мяса испугались того, что творилось здесь под водой. Акул нет, но это ничего не меняет. Еще одно щупальце обвилось вокруг бедер. Крови стало больше, намного больше.
К счастью, обе руки оставались свободны. Он достал из сетки морскую луковицу. Почему бы и нет? Если человек здесь бессилен, то пусть Абсолютная жизнь сразится с Абсолютной смертью. Два создания сверхчеловеческого разума, направленные одно против другого. Луковица сможет спасти человека, даже если он будет разрезан пополам. Но если из него сделают фарш, что тогда? Он вонзил в луковицу зубы и проглотил первый кусок. Вкус был острый, терпкий, обжигающий и в то же время мягкий. Вкус, который пока неизвестен ни одному человеку земли.
Каждый кусок, проглоченный им, стоил примерно два миллиона земных долларов.
Он не помнил, что было дальше. Первое, что он увидел, было волнистым стеклом поверхности. Сетка с луковицами осталась при нем. Он вынырнул и несколько раз глубоко вдохнул воздух. Стена острова была совсем рядом. По положению солнца он понял, что прошло много времени. Нырнув в поток обратной гравитации, он привычно поплыл к вершине. Как могло случиться, что Спрут отпустил? Впрочем, почему бы и нет? Значит, сила жизни, заключенная в луковицах, больше чем сила этой машины-убийцы. Акул не было и они не сьели умирающее тело. Когда сердце остановилось, спрут отпустил то, что осталось от человека, а луковица воскресила останки. Кажется, все очень просто.
Первое, что он увидел на вершине острова - люди. Вначале он не понял, в чем была их странность, но потом увидел, что люди были одинаковы. И, в добавок, они были точной копией его самого. Людей было четверо.
- А вот ещё один, - сказал один из Янсонов.
- Луковицы с тобой? - спросил второй. - Тебя не было целых пять дней.
- Пять дней? - удивился Янсон.
- Наверное, твое тело отрастало из маленького кусочка. Может быть, из отрезанного пальца или уха. Спрут мог нарезать много частей и каждая из них вырасла в отдельного человека. Но это не важно, важно что луковицы на месте.
Клади свой улов сюда.
Луковиц было довольно много, но все-таки меньше, чем бывало обычно на пятый день. Штук шестьдесят или семьдесят, в основном среднего размера. Две или три большие. И это ещё придется делить на пятерых.
Не оборачиваясь, он пошел к дереву. Позади раздался смех. Он поднялся по ступенькам, вырубленным в коре, и только тогда обернулся. Оказывается, на вершину острова поднялся ещё один Янсон, теперь уже шестой. Теперь им меня не догнать, - подумал он.
- Эй, ты куда? - спросил один из Янсонов.
