Фриц Лейбер - Дымный призрак
И тут выяснилось, что Рэну не нужно этим вечером опасаться поворота эстакады. Открытие ужаснуло его, ибо сопровождалось кошмарным зрелищем: на крыше дома напротив, четырьмя этажами ниже его окна, он увидел то самое существо. Оно проползло по галечнику и, мельком поглядев на Кейтсби, растворилось в темноте.
Торопливо собравшись, он направился к лифту, изо всех сил пытаясь не поддаться панике и не побежать. Галлюцинации и психоз средней тяжести начали представляться ему не таким уж страшным диагнозом. Психиатр оставался его последней надеждой.
- Значит, вам кажется, что вы становитесь все более нервным и… как вы изволили выразиться… психованным, - заключил доктор Триввик. На его губах играла самодовольная улыбка. - Заметили ли вы какие-либо симптомы? Головные и прочие боли? Расстройство желудка?
Кейтсби покачал головой и провел языком по губам.
- Сильнее всего я нервничаю, когда еду на фуникулере, - пробормотал он.
- Понятно. Это мы еще обсудим. Но сначала расскажите мне, что такое произошло с вами в детстве. Вы упомянули, что, быть может, именно там кроются истоки вашего невроза. Как вам известно, ранние годы жизни являются критическими для формирования манеры поведения индивида.
Кейтсби внимательно изучал желтые отражения ламп на темной полированной поверхности стола. Левая его рука машинально поглаживала густой ворс обивки на ручке кресла. После недолгой паузы он поднял голову и взглянул в карие глаза-щелочки Триввика.
- Пожалуй, с трех до девяти лет, - заговорил он, тщательно подбирая слова, - я был, если здесь можно употребить это слово, экстрасенсом.
Выражение лица доктора не изменилось.
- Да? - спросил он вежливо.
- Иными словами, мне приписывали способность видеть сквозь стены, читать письма, не распечатывая конвертов, и книги, не раскрывая их, фехтовать и играть в пинг-понг с завязанными глазами, находить потерянные вещи и читать мысли, - произнес Кейтсби на одном дыхании.
- Вы в самом деле могли все это? - совершенно безразлично справился доктор.
- Не знаю. Вряд ли, - отозвался Кейтсби; давние воспоминания придали живости его голосу. - Многое подзабылось. По-моему, что-то я и вправду мог, но они вечно подзуживали меня. Моя мать, она… ну, интересовалась что ли психическими феноменами. Меня, так сказать, выставляли напоказ. Вроде бы я видел то, что недоступно было никому другому; под моим взглядом самые непроницаемые предметы словно становились прозрачными. Но я был совсем маленьким и потому не в состоянии был оценить свои способности с точки зрения науки.
Рэну вспомнились темные комнаты, серьезные и любопытные лица взрослых. Он сидит в одиночестве на деревянном стуле с прямой спинкой, который установлен на небольшом возвышении. Его глаза завязаны черным шелковым платком. Настойчивые, настырные вопросы матери. Шепот, судорожные вздохи изумления. Его ненависть к происходящему, разбавленная стремлением скорее стать взрослым. Затем - ученые из университета, эксперименты, контрольный экзамен… Воспоминания захватили Рэна, и на мгновение он забыл причину, по которой делится ими с посторонним человеком.
- Если я понял, ваша мать пыталась использовать вас в качестве медиума для общения с… э-э… иными мирами?
- Да, пыталась, но у нее ничего не вышло. В общении с мертвецами от меня не было никакого проку. Все, что я мог - вернее, все, что мне казалось, что я мог, - это видеть реально существующие трехмерные предметы в ином, чем другие люди, ракурсе. Я видел то, что другим мешали увидеть расстояние, темнота или препятствия. Мать постоянно разочаровывалась во мне.
Он вновь услышал ее ласковый, убеждающий голос: “Попробуй еще разок, милый. Кэти была твоей тетушкой. Она любила тебя. Попробуй услышать, что она говорит…”. А он отвечал: “Я вижу женщину в голубом платье. Она стоит с другой стороны дома, где живет Дик”. Мать продолжала уговаривать: “Конечно, милый, конечно. Но это не Кэти. Кэти теперь дух. Попробуй снова. Ну, еще разок, для мамы”.
Голос доктора вернул его в ярко освещенный кабинет.
- Вы говорили о научной точке зрения, мистер Рэн. Пытался ли кто-нибудь исследовать ваши способности?
Кейтсби оживленно закивал головой.
- Да. Когда мне исполнилось восемь лет, мною заинтересовались двое молодых психологов из университета. Поначалу они отнеслись ко мне с недоверием, и, помню, я вознамерился доказать им, что они ошибаются. Даже теперь я отчетливо припоминаю, как исчезли из их голосов нотки вежливого высокомерия и сарказма. Наверно, они заподозрили обман и потому добились у моей матери позволения проверить мои способности в заданных условиях. Они подвергли меня множеству тестов, которые произвели на меня большое впечатление, особенно на фоне кустарных спиритических сеансов матушки. В итоге выяснилось, что я -ясновидящий; по крайней мере таково было их заключение. Они ставили на мне эксперимент за экспериментом и собирались продемонстрировать мои способности экстрасенса на собрании психологического факультета. Тогда-то впервые в жизни я забеспокоился, а получится ли у меня. Не знаю, быть может, они слишком многого от меня требовали, но, как бы то ни было, когда пришла пора экзамена, у меня ничего не получилось. Все вдруг утратило прежнюю прозрачность. В отчаянии я начал придумывать и лгать и, в конце концов, с треском провалился. Экспериментаторам моим тоже, надо полагать, здорово досталось.
Ему вновь послышался резкий голос бородатого мужчины - одного из присутствовавших на собрании: “Вас провели, Флаксмен. Вас одурачил ребенок. Меня очень беспокоит то, что вы вели себя как самые обыкновенные шарлатаны. Господа, я настоятельно прошу вас забыть об этом огорчительном эпизоде. О нем никто не должен узнать”. Вспомнив испытанное им чувство вины, Рэн моргнул. Однако в то же время он ощутил прилив бодрости и неожиданную легкость на душе. Высвобождение долго подавлявшихся воспоминаний изменило его восприятие. Происшествие на эстакаде фуникулера начало обретать свою, судя по всему, истинную природу, превращаясь постепенно в причудливые галлюцинации, вызванные нервной усталостью и чрезмерной внушаемостью рассудка. Врач, подумалось Рэну, без сомнения, разберется в запутанных подсознательных причинах, каковы бы они ни были. Он быстро покончит с болезнью Кейтсби, как покончил с его детскими переживаниями, которые теперь представлялись довольно нелепыми.
- С того дня, - продолжал рассказ Рэн, - я бросил демонстрировать якобы имеющиеся у меня способности. Матушка попыталась было возбудить против университета дело. Со мной случился нервный срыв, затем мои родители развелись, и по решению суда я остался с отцом. Он делал все, чтобы я забыл о той поре. Мы много путешествовали, занимались физкультурой и общались с нормальными, душевно здоровыми людьми. Со временем я поступил в бизнес-колледж, окончил его и работаю в рекламном агентстве. Однако, - Кейтсби помолчал, - когда появились все эти симптомы, я призадумался, нет ли здесь связи. Вопрос не в том, был ли я в самом деле ясновидящим. Скорее всего я подсознательно усвоил наставления матушки - да так хорошо, что сумел обмануть даже тех молодых психологов. Но не кажется ли вам, что мое нынешнее состояние может отчасти объясняться треволнениями детства?
