Пол Андерсон - Огненная пора
И в третий раз протрубил рог. Молчание легло на землю, и только вода, невидимая, говорила среди камней. Арнанак дал им хорошенько рассмотреть себя и лишь потом заговорил.
Народ любуется тем, у кого хватило силы захватить и ума удержать богатство, и потому он носил кучу дорогих безделушек. С листьев его гривы сверкали лучи усаженной каменьями золотой диадемы. Золотые цепи вились вокруг плеч и голеней. На всех четырех пальцах каждой руки сияли перстни, многоцветная попона из Сехалы драпировала холку и горб. Поднятый призывно меч отсвечивал булатным узором, выкованным в южных заморских странах, но уж он-то безделушкой не был.
За ним высоко раскинуло охряные ветви дерево феникс, и его листья образовали мощную голубую крышу. Под её укрытием взошли новые побеги, выстраиваясь в частокол бронзовых стеблей и ржавой тени. Арнанак давно уже выбрал это место для сбора и постарался прибыть первым, отчасти для того, чтобы объявить его своим. Он не запрещал другим быть здесь, поскольку вынужден был предложить им гостеприимство, кроме того, он хотел остаться под открытым небом и прямым солнцем, как самый несчастный пришелец. Это было нужно для Задуманного им зрелища.
Тяжелой поступью пододвинувшись к краю утеса, он посмотрел в глаза воинам, набрал полные легкие воздуха, и над толпой прокатилось:
— Эй, тассуры! Я, Арнанак, оверлинг народа Улу, буду говорить, а вы будете слушать. Те, кто несли эстафету войны от дома к дому, мало что могли вам сказать, кроме места встречи и времени, когда луна пойдет среди звезд так-то и так-то. Вы знаете, что я искал и нашел много союзников и вассалов на западе, и в других странах не меньше. Вы слышали, что моя цель прогнать чужаков за море и дальше и открыть нам путь на юг прежде, чем запылает всей мощью Огненная пора. И вы угадали, что первый удар я хочу нанести по Тарханне. Но то же самое знает, слышал и мог угадать легион. И я не хотел рисковать, что шпионы или предатели выдадут врагу подробности наших планов. И я не гневаюсь, что многие мужчины повернули назад. Кто-то боится меня, кто-то боится моего поражения. К тому же сейчас время, когда каждый дом должен запасти все, что может, дабы прокормиться в плохой год и страшные годы, что пойдут за ним. То, что вас здесь все же так много, — это хороший знак. На закате мы выступим, и я сейчас расскажу вам наш план. Я выбрал весну, поскольку это время тяжкого труда у народа тассуров. Легион в это время ждет от нас не больше чем нескольких набегов — но уж никак не штурма главной твердыни Союза. Я-то знаю их мысли, этих южан заморских. Через их же лазутчиков я дал им понять, что мы не выступим раньше лета, когда накопим что-то у себя в кладовых и когда темнота и прохлада ночей прикроют наше движение. И все-таки у нас будет полночи в запасе перед восходом Красного — время добраться до Тарханны, и две луны осветят нам путь. Я прошел этот путь дважды, и я его знаю. И ещё я знаю, что солдат в гарнизоне мало. Легиону пришлось часть их бросить на борьбу с пиратством на Восточном побережье — пиратством, которое я там затеял именно для этого!
Говор прошел по рядам. Голос Арнанака перекрыл его:
— Сегодня мы с вашими вождями решили, что делать. Будьте только верны своим знаменам. Мы разделимся и ударим по северным и южным воротам двумя отрядами. Когда бой свяжет солдат, небольшой отряд штурмует стену, что выходит к реке, — этого никто не ждет, потому что подъем там считается невозможным, но мои моряки не раз проделывали такое на стене, что мы построили у себя в Улу. Они проложат дорогу другим и вместе ударят в те ворота, где защита будет слабее; ворота откроются, и город будет наш. И если, воин, в доме твоем голод, вспомни об островах Огненного моря. — они до сих пор тучны и слишком сильны, чтобы мы смогли их захватить, но там ты сможешь обменять свою долю добычи на еду. Но прежде всего помни, что мы только начали свержение Союза. И дети твои будут жить в возлюбленной богами земле. Свои слова я подкреплю знамением.
Последние слова улетели вслед за солнцем. Оно скользнуло за горизонт, и сумерки, как волна, захлестнули холмы вокруг. Из-за такой же гряды на востоке вышла Килуву, её зубчатые края мерцали в непрерывном движении. Морозный свет задрожал во внезапно наступившей недоброй тьме. Где-то завыл пожиратель падали, шум реки стал громче. Земля и камни ещё полыхали жаром, но сразу стало легче дышать.
Движением хвоста Арнанак подал сигнал даурам. Они выскользнули из зарослей, как ещё семь теней, и лунное сияние озарило их призрачный облик и Дар, который нес в руках их предводитель.
По темной массе под утесом прошел свистящим шепотом ужас, переходящий в гнев. Склонились вперед копья, сверкнули, вылетая из ножен, клинки. Арнанак взял в руки и высоко поднял Дар, играющий сиянием и тьмою.
— Не страшись! Стой твердо! — выкрикнул он. — Нет здесь проклятия. Эти твари со мной!
Дав воинам успокоиться, он продолжал уже тише:
— Многие из вас слыхали, что я сделался другом дауров. Вы слыхали, как я странствовал в землях Старкленда, где они являются взору и где не бывал ранее ни один смертный, и как я вынес из их города-гробницы Дар власти. И это правда. Так победим! Сегодня мы начнем. Я сказал, а вы слышали.
Еще до выступления войск поднялась на востоке Нарву — поменьше, потусклее, помедленнее, зато, в отличие от Килуву, полная. Полная в свете Истинного Солнца. Чужак заливал обе луны багряным светом. Свет двух лун, звезд и Моста Привидений освещал путь.
Но спуск в долину был труден. Арнанаку часто приходилось цепляться всеми пальцами каждой из четырех ног, упираясь в предательски осыпающиеся кручи. Сердца его трепетали. Глотка пересохла, как скребница, которой он чистил бахрому на ногах. Пересохли и листья гривы, брови и складки шкуры. Ночь, как инкубатор, высиживала духоту. Он знал, что скоро станет легче, но усталое тело отказывалось верить.
Свои сокровища и Дар он оставил позади на попечение дауров. Ни один тассур, как и ни один легионер, не попытается украсть что-нибудь у этих тварей. Завидев их, любой сбежал бы или, если он отчаянно смел, предложил бы договориться на месте в надежде на удачу в будущем. Свое снаряжение Арнанак нес на спине. Доспехи беронненской работы, сохранившиеся у него с тех времен, когда он служил Союзу, были тяжелее, чем у тех, кто шел за ним.
Он слышал их поступь, тяжелый топот, звяканье металла, приглушенные ругательства и тяжелое дыхание. Чтобы ему повиновались, он всегда должен быть впереди — и в походе, и в битве.
Глупо, подумал он. Глупо. Цивилизованные народы умнее. Его командир в годы службы в легионе был давно уже ослаблен ранами, но оставался командиром, потому что не было равного ему тактика или знатока военных будней. Варвары — вот именно, варвары — могут победить цивилизацию лишь в виде исключения, когда она терпит крах.
