Джек Вэнс - Узкая полоса
Эрн, подплыв к берегу, на четвереньках выбрался на гальку, встал, пошатываясь, на еще не окрепшие ноги. Через пролив и дальше, насколько мог охватить взор, тянулись одни болота и острова и терялись вдали. Куда ни погляди - ни одной живой души. Эрн - крохотная серая фигурка на полоске гравия - стоял один-одинешенек, покачиваясь на подгибающихся ногах и пристально разглядывал окружающий пейзаж. Река круто поворачивала и пропадала в темноте. Вода в устье была нестерпимо холодна, течение очень быстрым. Эрн решил дальше не идти.
Он соскользнул в море и вернулся той же дорогой, что пришел сюда.
Возвратившись на родную отмель, Эрн занялся своими обычными делами: выискивал на дне рачков, дразнил людоеда, всплывал на поверхность воды, стараясь не попадаться людям на глаза, учился ходить по земле. Во время одного из таких посещений берега ему случайно открылось необычайное зрелище - женщина, которая откладывала в грязь яйца. Притаившись в зарослях тростника, Эрн зачарованно наблюдал за ней. Женщина была поменьше, чем мужчины, и лицо у нее было не такое грубое, хотя гребень на голове выделялся так же отчетливо. Она была закутана в темно-красную матерчатую шаль - первая одежда, которую увидел Эрн, и он поразился утонченному изяществу человеческого образа жизни.
Женщина еще немного повозилась, заканчивая свои дела. Когда она ушла, Эрн вылез из укрытия, чтобы осмотреть яйца. Они были надежно укрыты от хищных птиц слоем грязи и маленьким, аккуратно сплетенным из тростников, навесом. В гнезде было три кладки, в каждой - по три яйца, осторожно отделенных друг от друга прослойкой мягкого ила.
Так вот, подумал Эрн, откуда берутся водянчики. Он припомнил обстоятельства собственного рождения; вне всякого сомнения, сам он тоже появился на свет из такого же, как эти, яйца. Приведя в порядок грязь и навесик, Эрн оставил яйца в том виде, как он их обнаружил, и вернулся к воде.
Шло время. Люди больше не приходили. Эрн никак не мог понять, почему это люди, раньше так живо интересовавшиеся водянчиками, теперь вдруг охладели к их жизни. Но это было выше его понимания!
Им опять овладело мучительное беспокойство. Непоседливый Эрн резко отличался от своих приятелей: никто из них даже носа не смел высунуть за пределы отмели.
Он снова отправился в плаванье вдоль берега, на этот раз штормовая завеса была уже у него с левой стороны. Он пересек протоку, в которой обитал людоед. Увидев Эрна, тот угрожающе цыкнул ему вслед. Эрн заторопился, хотя он уже вырос настолько, что давно не боялся людоеда: тот предпочитал нападать на более мелких.
Берег с этой стороны мелководья был гораздо интереснее и разнообразнее, чем тот, который уже обследовал Эрн. Путь его лежал мимо трех высоких островов, на вершине поросших разнообразной растительностью: черными причудливо изломанными деревьями, стеблями с бутонами розовых и белых лепестков, охваченных черной чашечкой, стволами, покрытыми глянцевыми пластинками, - ближе к вершине они незаметно переходили в буйную поросль серой листвы... Затем острова кончились, и прямо из моря вырос материк. Эрн, спасаясь быстрых течений, плыл, прижимаясь к берегу, и неожиданно наткнулся на галечную косу, выступающую в море. Он выбрался на берег и оглядел открывшуюся его глазам картину. Деревья, с кроной, по форме напоминающей зонтик, стояли плотной стеной на отлогом склоне, который потом, круто поднимаясь вверх, переходил в каменистый утес, увенчанный черными и серыми растениями на самой верхушке - самое грандиозное зрелище из всего, что раньше доводилось видеть Эрну.
Он скользнул в воду, поплыл дальше. Ландшафт становился менее интересным, плоским и болотистым. Эрн переплыл отмели черной слизи, сплошь кишевших желто-зелеными волокнами, от которых он старался держаться подальше. Чуть позже он услышал воинственное шипение и, поглядев в море, увидел огромного белого червя, скользящего по воде. Эрн затаился, червь проскочил мимо и скрылся из глаз. Эрн продолжил свой путь. Он плыл без устали вперед, пока береговая линия, как и в прошлый раз, не прервалась устьем реки, вытекающей из темноты. С трудом выкарабкавшись на берег, Эрн огляделся по сторонам: лишь кое-где клочья коричневого лишайника нарушали однообразие унылого пейзажа. Река, к устью которой он вышел, казалась еще шире и быстрее, чем та, что встретилась ему в прошлый раз; на поверхности плавали куски льда. Пронзительный ветер дул в сторону штормовой завесы, заметая поле отдаленными белыми холмиками. Противоположный берег, едва различимый, производил такое же мрачное впечатление. Узкой полосе не было видно конца, казалось, она так и будет тянуться до скончания века между стенами мрака и шторма.
Эрн возвратился на отмель, не вполне удовлетворенный тем, что узнал. Да, он видел чудеса, неизвестные его собратьям, но разве он чему-нибудь научился? Ничему! Его вопросы так и остались без ответа.
И все же происходили перемены, этого нельзя было не замечать. Уже вся группа Эрна жила на поверхности воды, дышала воздухом. Похоже, что Эрн своей любознательностью нарушил душевный покой своих приятелей, и они теперь дружно таращили, глаза со слабыми проблесками мысли в сторону земли. Мальчики и девочки вдруг обнаружили, что отличаются друг от друга, и пошли сплошные амуры и любовные игры, от которых с презрением воротили нос двухгребешковые ребята с недоразвитыми половыми органами. Менялся внешний вид водянчиков, и менялось их поведение: они стали задирать друг друга, обмениваясь насмешками и колкостями, порой дело доходило до драки. Эрн причислял себя к двухгребешковым детям, хотя, исследуя свою собственную голову, он находил лишь неотчетливые бугорки и впадины, что приводило его в некоторое замешательство.
Явственно ощущалась неизбежность грядущих перемен, но все же приход людей захватил врасплох водянчиков.
Около двух сотен людей спустились по протокам и поплыли, окружая отмели. Эрн и еще несколько ребят моментально забрались в тростниковые заросли острова и притаились там. Остальные, сбившись в кучу, возбужденно кружили на месте. Люди орали, шлепая по воде руками, бросаясь из стороны в сторону, они, как пастухи овец, загоняли ребят в протоку, которая вела к взморью, покрытому сухой грязью. Там их перебирали и сортировали, отправляя на берег тех, кто покрупнее, а пацанятам и всякой мелюзге позволяли вернуться на мелководье. Особую радость и ликование люди проявляли, когда им попадались двухгребешковые дети.
Селекция закончилась. Пленные ребятишки были выстроены в колонну и, пошатываясь, отправились гуськом по тропе. Тех, у кого ноги еще не окрепли, люди несли сами.
Эрн, держась на приличном расстоянии, во все глаза следил за происходящим. Когда люди скрылись из виду, он, выбравшись из своего укрытия, вскарабкался на взморье, провожая взглядом уходящих друзей. Что же теперь делать? Вернуться на отмель? Прежняя жизнь казалась пресной и безвкусной. Сам он не отважился бы явиться к людям. Они были одногребешковые... грубые... резкие. Что оставалось делать? Эрн колебался, стоя на распутье между сушей и водой, и, наконец, печально распростился со своим детством - отныне он будет жить на берегу.
