Люси Тэйлор - Жар
Он будет гореть, как вымоченный керосином картон, которым я его и поджигаю.
Я держусь как можно ближе, отступаю только тогда, когда уже слышу сирены.
Дом погибает за минуты, хрупкие стены проваливаются, обрушиваются внутрь.
Что я наделала?
Пока пожарные тушат последние очаги, я остаюсь все там же, дрожа в тени, и темнота у меня в животе одевается льдом, и этот кусок холода у меня внутри, как мертвый ребенок.
Я еду домой.
И думаю, что надо как-то переубедить Колина. Заставить его меня желать. Заставить его гореть.
Колин встречает меня в дверях со стаканом в руке и со словами, которым нет прошения.
- Я все обдумал. Я ухожу.
- Ты не можешь! Что я тебе сделала?
- Ничего не сделала. Или все сделала. - У него изможденный вид. - С тех пор, как ты мне сказала про этого из мотеля, которого ты даже имени не помнишь, ты будто меня сглазила. Я не могу писать ни о чем, кроме тебя. С ним. С другими. Это одержимость, которая застилает мне глаза. Я должен от тебя уйти.
- Нет!
Я прижимаю его к себе, и на одну тающую секунду он прижимается ко мне, и я ощущаю, что у него твердый, но когда я тянусь к этой твердости, он меня отталкивает.
- Ты пьян, - говорю я.
- Еще недостаточно, - отвечает он.
- И ты на меня злишься.
- Да.
- Так дай мне ощутить твою злость. Ударь меня. Сделай, что хочешь. Только дай мне что-то ощутить!
- Завтра, - говорит он, и у меня на миг есть надежда. Но я не поняла. Завтра я ухожу, - говорит он. - Как только просплюсь.
И он бредет к своей раскладушке и падает поперек.
Невыносимый ледяной холод.
Пока Колин храпит, я разбрызгиваю бензин по грудам газет, рукописей, по бумагам, которые я рассыпала у двери. Потом отступаю и зажигаю спичку.
И бросаю.
Рев, которого я не ожидала, и почти сразу - прыжки восставшего пламени. Рубашка Колина занимается сразу. Он с ревом вскакивает на ноги, хлопая руками по горящей одежде.
Он глядит на меня - и видит, как я захлопываю дверь перед его лицом.
Мне лишь несколько секунд удается удержать дверь под отчаянными атаками Колина, но больше и не нужно. Все загорелось одновременно - газеты, рукописи, кровать. Он пойман в огороженной книгами печи.
Я ощущаю за дверью жар и удары кол и на, уже слабее. Он что-то кричит мое имя? - и я отступаю от двери, широко ее распахнув.
В пылающей печи сотканный из водоворотов огня человек. Он вертится и прыгает, он трясется и извивается - как вылетевший из оправы горящий гироскоп, с пламенной короной на рыжих волосах. И ослепительно горят его одежда, волосы, анатомические выпуклости.
Я смотрю этот отвратительный спектакль, этот танец агонии, и вдруг я понимаю, что внутри меня все тот же лед. И даже хуже. И ничто никогда в этом мире меня не согреет.
Кроме пламени.
И мое холодное сердце - как разбитое стекло. С каждым ударом осколки его царапают мне горло и легкие. Волоски на руках сворачиваются от жара, но я замерзаю рядом с огнем.
И я не могу вынести холода. Ни секунды больше.
Я врываюсь в дверь, в объятия человека из огня.
Я хочу, чтобы он в меня вошел. _Сейчас же_!
