Ким Сатарин - Приемный покой
— А, так мы прямо к столу поспели, Оклад! Глянь, чего нынче бичи жрут?
— Ты такую погань даже с перепоя пить не станешь, Толян, — ответил ему первый.
Вынув из кармана тяжелый угловатый кастет, он принялся его надевать. Толян сокрушенно покачал головой:
— Слышь, бомжи, Оклад парень резкий. Садист где-то даже. Я бы вам посоветовал быстренько золотишко сдать. Глядишь, он подобреет, и челюсти вам ломать не станет.
Оклад надел кастет и для пробы ударил им в стол. На грязных досках появились четыре заметных вдавления. Колода икнула и попыталась было заголосить. Тогда Оклад легонько шлепнул её по щеке, отчего женщина отлетела в угол.
— Ну что, мужик, будешь смотреть, как я твою бабу изуродую, или сразу рыжьё выложишь?
— Да нет у меня золота! Всё, что было, сегодня поменял!
— Ты мне песни не пой, золотишко меняешь постоянно, значит, имеешь где взять. Веди туда, где оно есть, — предложил Толян Чапаю, завороженно разглядывающему блестящий кастет, вплотную приблизившийся к его носу. Спустя десять минут и Чапай, и его сожительница уже руководили братками, пытающимися примоститься на каменные выступы склона.
— Ну и где здесь твоя дверь, долбаный Чапай? — спросил мужчину третий браток, которого окликали Солодом.
— Там, мы всегда так садились, она и открывалась, — стоял на своём Чапай.
— Тогда вот что. Садись туда сам со своей бабой, а пацаны вас за шею подержат, чтобы вы, бомжи, смыться не попытались. Пацаны, вы их за горло крепче держите. Если дверь не откроется, дышать им уже будет незачем…
Колода ещё попыталась что-то пискнуть, но мощные лапы Толяна сдавили ей горло так, что она не могла даже хрипеть. Мужчина и женщина сплелись коленями, положили ладони на камень — и секунду спустя руки братков уже сжимали пустоту.
— Солод, дебил, ты чо насоветовал! Бомжи, в натуре, слиняли! Теперь нас Огурец по столу, как блины раскатает!
— Не гундось, Толян! Здесь какой-то трюк. Поднимайтесь, подождем их здесь. А ты, Оклад, мухой к бомжам в дом лети. Если их там нет, то хоть хату обшмонаешь.
Солод зря храбрился. Чапай с Колодой так и не вернулись. Оклада повязала милиция, которую вызвали соседи, заметив, что в Чапаевом жилище нагло распоряжается посторонний. Ему вменили кражу со взломом, а оставшимся на свободе браткам, Солоду и Толяну, вышеупомянутый Огурец убедительно указал на допущенные ошибки. Впрочем, их здоровье довольно быстро пришло в норму. Золото привычным путем переместилось от скупщика к ювелиру, и было тем переплавлено. Если ювелир и задумался о происхождении невиданных ранее монет, то ни с кем своими предположениями не поделился.
Солод и Толян еще не раз наведывались на крутой склон, елозили ягодицами по камням, сцеплялись коленками — и ничего не происходило. Им, двум мужикам, так и не пришло в голову, что ворота открывались только для двоих: мужчины и женщины. Как не приходило в голову безвозвратно покинувшим Землю сожителям, что судьба подарила им редкий шанс — они обнаружили созданный высшей расой семейный больничный портал. В здании, принимаемом ими по невежеству за храм, располагался госпиталь, способный обеспечить любого человека идеальным здоровьем.
Им следовало лишь войти туда; но они, обрадовавшись возможности получить на халяву мелкие сувениры от желающих излечиться, сели в один ряд с местными идиотами, которым уже не могла помочь никакая медицина. Чапай и Колода прожили рядом с госпиталем довольно долго, так и не поняв сущности мира, в котором волею судьбы оказались. Ночевали они в наскоро сложенном шалаше под деревьями. Ночи на Паперти оказались тёплыми, зим не было вообще, а спальные мешки и одеяла им подали в первый же день после переселения.
Будь пришельцы с Земли чуть любознательнее, они сообразили бы, что местные обитатели способны без слов понимать их желания и потребности. Поднимись их потребности чуть выше жратвы и выпивки — и они сами смогли бы овладеть искусством, называемым на Земле телепатией. Мир Паперти предоставлял каждому искомое; не его вина, что земные бомжи пожелали остаться бомжами и здесь.
Своё существование на Паперти Чапай и Колода райским отнюдь не считали: этот мир не знал спиртного. И они не сумели найти ему никакого заменителя. Возвращаться к двум скамейкам, воротам в родной мир, сожители боялись. А со временем попросту забыли про их существование. Дни летели один за другим, неотличимые друг от друга, сливаясь в года. Чапай умер первым: однажды утром не поднялся с постели, просил пить, почти всё время спал — и во сне испустил дух. Колода зарыла его под соседним деревом. Смерть взяла её примерно через год. Пневмония. Её бы спасли, сумей она доползти до ограды больницы. Но такая мысль ей просто не пришла в голову.
2010 г.
