Наталья Резанова - Защитники
- Ну и дура же эта Берта де Монфор, - продолжала Кунигунда. Никакого понятия, как вести себя с мужчинами.
- Вот потому-то Великий Хан ее темнику Товрулу и подарил, наставительно заметила Джейн. - Была бы поумнее, осталась бы в гареме хана.
- А она не хотела? - спросила Овьетта.
- Хотеть-то хотела. Только кроме хотения надо еще и голову иметь. С таким нравом ее и последний нукер будет бить, не то что Товрул.
- А почему он ее не продаст?
- Нельзя. Ханский подарок.
- Так может, проще было бы ее придушить? - наивно спросила Йорол.
Снисходительное молчание было ей ответом.
Хэвийн тщательно вылизывала пальцы.
- Да... - пробормотала она, покончив с этим занятием. - Кому ничего, кому - все...
Гал-эхе отложила зеркало. Ее набеленное лицо с подведенными к вискам глазами было бесстрастно.
- Ты это о чем? Все о том же?
- А о чем же еще? Вот уж кто умеет получать все, что захочет! Другая бы в ее-то годы в самом темном углу шатра сидела и подбирала обглоданные кости, а этой все нипочем.
- И в ее годы... и среди стольких жен и наложниц... многие бы лишились милости повелителя. Даже родив стольких сыновей... Но, говорят, у кого нет стыда, тот получает все остальное...
Йорол, свернувшаяся у ног старшей госпожи, обрадованно кивнула. Даже она поняла, что речь идет об Этуген-эхе, любимой наложнице Великого Хана. О ней вечно судачили в женских шатрах.
- А почему у нее нет стыда? - спросила она.
- Ты разве не знаешь? - Тон Гал-эхе был небрежно покровительствен. Ее первый муж погиб из-за нее...
Сама Джейн тоже попала к Каюк-хану вдовой, но ее муж честно полег в битве, и она, ни в чем не упрекая себя, могла осуждать Этуген-эхе.
- Ой, расскажи, расскажи, как это было! - не унималась Йорол. Она, как дитя, обожала слушать кровавые истории, а Джейн, честно говоря, любила из рассказывать.
- Так вот. Ее тогдашний муж был королем в Париже...
Личико Овьетты выразило недоумение.
- Это же недалеко от твоих мест. Ну, где теперь Пары-Сарай.
- А-а!
- И вот когда войска Великого Хана подошли, он, этот король, хотел договориться. И поехал к нему с дарами, и просьбами, чтоб не ходил войной на его город. А Великому Хану сказали уже, что у короля жена красивее всех... Не знаю я, кто сказал, давно это было. Может быть, пленные, а может, кто из собственных людей короля - всякое бывает... И Великий Хан, конечно, сказал королю, что не тронет его город и даст ему ярлык, если король приведет ему свою жену. А король закричал, что верные христиане не водят своих жен на блуд к язычникам. Тогда Великий Хан велел своим нукерам отрубить королю голову, а тело бросить без погребения. Париж все равно взяли и сожгли - а красивый, говорят, был город, большой... И королеву хан все равно получил.
- А что же ей было делать? Руки на себя наложить?
- Нет, конечно, это страшный грех. Но она, по крайности, могла бы вести себя попристойнее. - Джейн поджала губы.
- Ох, и жадная же она, ох, и злая! - со смаком выговорила Кунигунда точно косточку сахарную высасывала. - Уговорила Великого Хана казнить младшего брата своего прежнего мужа - что-то они там прежде не поделили. А он, между прочим, был женихом ее сестры.
- Много ты знаешь! Великий Хан и у другой ее сестры мужа казнил - он был королем в моей стране - по Маргеритиным ли наветам, своей ли волей. И хоть шепчут, что Этуген-эхе отняла у Элеоноры с Беатрисой... Ульген-эхе и Чечек, - поправилась Джейн, - мужа и жениха, что верно, то верно: сама же она их замуж за ханских родичей и выдала. Нет, Маргерита своих кровных не забывает...
- Только сейчас ей будет не до сестер, - хихикнула Хэвийн. - Есть у нее родня и поближе! Из кожи лезет, чтобы сделать своего Тарбаган-мергена главным наследником... А ведь Великий Хан уже на возрасте, и кто его знает...
- Не наше это дело, - остановила ее Гал-эхе. - Вряд ли это у нее выйдет, хоть и любимая наложница. Старшие сыновья хана уже воины, а Тарбаган-мерген еще мальчик. Конечно, Великий Хан его не обидит, даст ему пусть не ханство, так хоть хороший улус где-нибудь на Юге... Какому-то Раймонду он там ярлык дал, а тут ведь родной сын.
- Да, но кроме Тарбагана есть еще Мунхе, Алтан, Хугде... и как зовут того, который о прошлом годе родился?
- Не помню...
- Вот. Пятеро их, и Этуген-эхе не уймется, пока весь свой выводок не пристроит, потому как знает: умри сей же час Великий Хан, и ей с сыновьями не жить. Старшие наследники от своих матерей уж такого наслушались, что ей поднести удавку, а детям ее хребты поломать не поленятся...
Разговор сползал на опасную тему, и мог внушить неверные мысли глупенькой младшей жене. А кроме того, заставлял сердце Джейн ныть при вспоминании о собственном сыне, оставшемся дома, в ханстве Кельнском.
- Я сказала - не наше это дело! - прикрикнула она. - Великий Хан пока что жив и, даст Бог, проживет еще довольно. Нам перемены не нужны. Все перемены - только к худшему...
Восемь белых юрт - святилище народа. Там шаманы совершают возлияние кумысом духу Чингиза, Солбон-тенгри, Буха-нойону, Хозяйке очага и Духу-хозяину местности. Восемь юрт божествам, и девятая - хану. Ибо девять - священное число: девять дочерей у бога Солнца, девять приготовлений делают шаманы к жертвоприношению, девять отверстий у кропильницы для кумыса, девять родимых пятен определяют судьбу человека, девять проступков прощает Великий Хан своим приближенным, табун из девяти белых - верблюдов и лошадей - приводят нойоны ему в дань. Словом, каждому ясно, что число это почтенное. Еще более почтенны знамена Цаган-сульде и Хара-сульде - вместилища духа Чингиза. Оба этих знамени - черное и белое полоскались перед входом в юрту Великого Хана. Поелику шел там военный совет, и присутствие духа великого предка, чьи деяния превзошли деяния прежних богов, было как нельзя более кстати.
Великий Хан был в гневе. Гонцу, принесшему весть, что кастильские ополченцы разбили тумен хана Байдара, он приказал переломать хребет. Та же участь, без сомнения, ждала бы и самого Байдара, похвалявшегося, что на аркане притащит Рафаила Бен-Галеви, если бы хан не был зарублен в ночной стычке.
- Пьяны они были или обезумели, что жалкая кучка ничтожных рабов, привыкших прятаться за стенами, смеет теперь топтать монгольскую славу? Тех, кто сбежал, трусливо показав спины этим червям, приказываю казнить так, как завещал нам наш Священный Правитель и Покоритель Вселенной!
Великий Хан располагался в хаймаре - северной, почетной части юрты, раскинувшись на троне слоновой кости, спинку которого украшали лилии драгоценной эмали, оправленные в золото. Некогда этот трон стоял в одном из залов Лувра. Брюхо Бату-хана, стянутое халатом из чернобурых лисиц, колыхалось при каждом движении. Ох, не похож был он на стройного и гибкого юношу, что некогда вывел свои тумены на запад с берегов Керулена и Онона, тяготясь властью верховного кагана Угэдея. Бату-хану было сорок семь лет, но выглядел он много старше: сказывались годы войны и власти, пристрастие к жирной баранине и в особенности - к тому кумысу, что был дозволен лишь представителям ханских родов и прозывался черным - не за цвет, однако, а за то, что крепость его повергала пьющего во тьму вернее удара дубинкой.
