Георгий Бовин - Дети Земли
В последующие дни стояла жаркая, безветренная погода, и Белов всё время сетовал, что вот скоро он уедет и так и не сможет участвовать в походе на яхтах вокруг озера. Но, хотя друзьям и пришлось довольствоваться байдарками, время летело незаметно. Дни были до отказа заполнены походами, экскурсиями, купанием, греблей. Вечерами Галя с Машей ухитрялись ещё танцевать, оставляя на некоторое время своих пожилых «кавалеров». Придя в свою палатку, Галя засыпала, едва успев раздеться.
С каждым днём Галя всё больше ощущала на себе необыкновенную задушевность, предупредительность и даже ласку, исходившие от всех её новых друзей — и от Ивана Тимофеевича, и от Маши, и больше всего — от Белова.
Наблюдая иногда за Беловым и Иваном Тимофеевичем, Галя поражалась глубокой дружбе, царившей между этими разными и по физическому облику и по профессии людьми. Казалось, будто их объединяют какие-то общие интересы. Но что могло быть общего в интересах лабораторного учёного и полковника авиации, Галя не понимала и смотрела на их дружбу с любопытством, к которому примешивалась крошечная доля иронии, которая всегда свойственна юному существу но отношению к милым старым чудакам.
Кем работает Маша, Галя спросить не догадалась. Очевидно, она была актрисой, потому что постоянно читала стихи.
Наконец в один из дней жара сменилась прохладой. Над озером потянул ветерок. Две белоснежные яхты отвалили от пристани и, набирая скорость, пошли на простор. Среди экипажа яхты Белова была и Галя…
Через час с юга надвинулось тёмно-cеpoe облако, и ветер сильно засвежел. Бескрайний Краватынский плёс покрылся белыми барашками. Яхты, без рифов, уходили от волн на попутном ветре. Да какое там уходили! Они догоняли волны, врезались в их седые гривы, и, вздымая фонтаны брызг, прыгали в воздух, как белые дельфины.
Мокрая до последней нитки. Маша, отчаянно свешиваясь за наветренный борт, вдохновенно выкрикивала какие-то стихи:
Шумит, ревёт холодный ветер,
Катятся волны чередой.
Плыву седым валам навстречу,
Борюсь с кипящею водой.
Вода зелёная прозрачна,
Солёной пеною пьяна.
Пусть подо мной темнеет мрачно
Неведомая глубина…
Упругим телом режу волны,
Меня пьянит весёлый спор.
Прекрасен солнечный простор,
Движенья и сверканья полный.
Бороться с морем мне не трудно…
Летают чайки над водой…
Морская влага изумрудна,
А тело — слиток золотой!
Стихи были неважные. Но здесь, на воде, они приобретали особый смысл, отточенность, и поэтому никто из слушателей не остался равнодушным.
Все зааплодировали.
— Это я в позапрошлом году в Крыму сочинила! — нескромно пояснила Капитанская дочка, довольная произведённым впечатлением. — А ты. Галка, что молчишь, или тебе не нравится?
Галя, ещё не привыкшая к манере разговора Капитанской дочки, покраснела, но тут же нашлась и решила ответить в тон.
— Что хорошо, то хорошо! Но зачем растрачивать свой дар на воду? Вот притащить бы тебя к телескопу, чтобы ты воспела узор Северной Короны, таинственность Сатурна или бездонность Галактики. Да нет уж, — куда там! В лучшем случае поэт напишет: «Вечер был, сверкали звёзды», или что-нибудь в этом роде. А ведь каждая звезда — это мир, огромный, горячий, яркий!..
Мельком взглянув на недоумевающее и полупрезрительное, как ей показалось, лицо Капитанской дочки, Галя откинула волосы и, забыв про всё на свете, ринулась в атаку.
— Говорят, что астрономия — самая скучная из наук. А кто из вас, не астрономов, её знает? Вы все в какой-то мере знакомы с математикой, имеете представление о физике и о других науках, а что вы знаете об астрономии? Вы тысячи раз смотрели на звёздное небо, а научились узнавать единственное созвездие — Большую Медведицу. А известно ли хоть одному из вас… нет, одному из всего туристского лагеря, как называются её прославленные семь звёзд? Нет, тысячу раз нет! А вы попробуйте запомнить. Крайняя правая звезда ковша называется Дубге, от арабского слова дубб — медведь. Донышко образуют звёзды Мерак и Фегда, основание ручки — небольшая звёздочка Мегрец, ближайшая к ней звезда ручки ковша — Алиот, середину ручки образует замечательная звезда Мицар, на которой, как всадник на коне, сидит крошечная звёздочка Алькор, и, наконец, последняя из звёзд ручки называется Алькаид. И вы думаете, что этими звёздами исчерпывается всё созвездие?
— Уж не знаю, есть ли в нём другие звёзды, но название подобрано явно неудачно! — заметил юноша, который работал на правом стакелькоте. — По-моему, её надо было назвать Большой Кастрюлей или Великим Ковшом!
Галя чуть не подпрыгнула от негодования. В азарте спора она не заметила странного взгляда, которым обменялись её друзья. В голосе её уже звучала обида.
— Я знаю, что для вас Большая Медведица — только ковшик. А если бы вы удосужились чуточку повнимательнее приглядеться к ней в тёмную, безлунную ночь, то, может быть, поняли, почему её так назвали. Впереди ковша вы бы заметили силуэт хищной головы, под ковшом — очертания лап, и она предстала бы перед вами в виде огромного хвостатого зверя, каким представляли себе медведя древние пастухи, знавшие о нём только понаслышке…
Спасительная команда: «Поворот!», хлопанье парусов, суета и отчаянный крен яхты, ставшей боком к волне, — всё это вовремя прервало Галину лекцию. Экипаж работал молча, сосредоточенно…
Когда солнце стало клониться к западу, ветер стих. Яхты, пользуясь почти неощутимыми дуновениями воздуха, точно огромные лебеди, медленно плыли вдоль зелёных берегов острова Хачин.
Закат уже приближался, и вода стала розоветь под косыми лучами солнца, когда Белов заметил подходящее для ночёвки место.
Выбрав шверты, яхты повернули к берегу, поросшему красными соснами, и с шорохом врезались в мокрый песок.
Через четверть часа лагерь был разбит, горел большой костёр, и две босоногие девушки уже бежали к берегу с вёдрами за водой для традиционного супа. Вдруг одна из них остановилась, удивлённо вскрикнула и, протянув руку к пламеневшему закату, закричала:
— Смотрите, смотрите, звезда!
Молодёжь мгновенно сбежалась к берегу. Но никто ничего не мог рассмотреть. Посыпались нехитрые шутки:
— Ей уже днём звёзды мерещатся… С чего бы это?
— Она спутала сегодня с первым апреля!
— Нет, она просто хочет найти спутника!
— Ну, где ты её видишь? — напирали настроенные менее скептически.
— Фу, идолы слепые! — горячилась виновница суматохи. Вон там, выше и левее солнца, вон над тем деревом!
