Александр Казанцев - Иноземлянин(Альсино)
Я приближался к девушке… И досадовал на свою способность читать чужие мысли. Ведь глядя на меня, она думала: «Какой уродец!» В глазах ее промелькнула жалость, но она приветливо обратилась ко мне:
— С добрым утром! Я раньше здесь вас не видела.
Я сразу забыл свои усердные занятия, когда осваивал общение между людьми при помощи произносимых слов, принятых в местности, где я должен был оказаться. Наши речеведы, используя думающие машины, расшифровали звукозаписи, сделанные летающими аппаратами в разных местах иномира. Я мог изъясняться по крайней мере на двух наиболее распространенных наречиях. Я, конечно, понял бы девушку и без слов, но сам должен был «говорить», как бы непривычно мне это ни было. И я старательно выговорил слова на здешнем языке:
— Здравствуйте, я рад, что встретился с вами.
И все чудесным было вокруг в это раннее утро: и тенистый лес за спиной, и выпуклое поле в цветочках, впереди видимое в просветы уже поредевших здесь деревьев. А за ним, словно прячась за бугром, виднелись уютные домики с двускатными крышами. Почему у нас делают только плоские или односкатные?
Цветы в ее руках были прелестны, как и она сама, легкая, стройная, голубоглазая, под цвет своему букетику цветочков-капелек.
— А я решила, что непременно вас встречу! — выпалила она. — Я ведь ждала вас…
Тут, несмотря на все мои телепатические способности, я не сдержался от удивления:
— Как ждали?
Она смутилась. Может быть, я мысленно передал девушке свое восхищение ею?
— Последнее время так много наблюдают неопознанных летающих объектов, — как бы оправдываясь, начала она. — Ночью я увидела огни, летящие к лесу, и загадала, что «тарелка» спустится там. Я много слышала про контакты, но мало верила в это, а тут вдруг… сама не понимаю, отчего решила, что непременно встречу вас… И встретила! — Она смущенно засмеялась.
— Очень рад этому, — ничего другого не нашелся я сказать.
— Правда? — оживилась она. — Если хотите, я покажу вам Светлушку. Она протекает здесь в овраге.
Эта непосредственность вместо сухого выяснения отношений между людьми разных миров подкупила меня. Но, заглядывая в ее мысли, я понял, что она просто не знает, с чего начать, и предлагает первое, что приходит на ум.
Вот если бы все люди, с которыми я встречусь, так же непосредственно выражали свои мысли! Впрочем, это в равной степени относится и ко мне.
И чудесная девушка повела меня вниз по земляным, кое-где укрепленным дощечками ступеням, говоря на ходу о ручейке, словно это и было самым главным:
— Там, у мостика, в Светлушку впадает ручеек, вытекает из деревянного сруба. Прямо из трубки. Чудо-вода! Вы попробуйте! Ее когда-то возили в бочках в город за пятьдесят верст. Правда-правда!
Я знал, что ей очень хочется узнать, кто я и что собираюсь делать, но она щебетала, как птичка, которых нет в нашем мире… как и таких девушек!
Она спускалась первой, и я был доволен, что не маячу перед ней своей безволосой головой, похожей на бритую голову монахов в горных монастырях — последователей Буде, проникшего от нас в этот иномир, чтобы учить людей Добру, самосовершенствованию, пробуждению в себе Бога и уходу от Зла. Впоследствии, две тысячи лет назад, как повествует наше Священное Писание, другой «проникающий» — Иссе более десяти лет готовился среди уединенных монахов к своей божественной Миссии Всеобщего Добра.
Но не только безволосой головы стыдился я. А глаза, приподнятые к вискам? Не напомнят ли они восточные скульптуры того же Буде? И за кого она меня принимает?
Внизу действительно оказался мостик, переброшенный через извилистую речушку, теряющуюся в кустарниках. Стало прохладно и влажно, словно мы вошли в облако тумана, хотя я отчетливо видел свою спутницу, побежавшую к низенькому кубическому сооружению с односкатной (как у нас!) крышей. Это и был сруб. Из него выходила металлическая трубка, из которой лилась светлая струйка воды. Девушка стала пить ее пригоршнями, отчего лицо ее стало мокрым и ребячливым. Обернувшись, она сияющими глазами предложила мне сделать то же самое.
Это был не последний мой поступок, не предусмотренный заботой о нас, «проникающих»…
Вода оказалась действительно удивительно вкусной. Все-таки во многом отличаются наши миры.
— Ее не успели испортить, — пояснила она. — Вовремя закрыли ближние заводы.
Я кивнул, смочив и голову, чтобы прояснить спутавшиеся мысли.
— Меня зовут Оля. А прозвище у меня «Ой-ля-ля». Правда, смешно? Но почему я вам все это говорю? Вы можете не понять меня.
— Понимаю, — сказал я, подтвердив это внушением.
— Странно, — пожала она плечиками, — откуда вы знаете наш язык?
Я не стал объяснять, боясь нарушить светлую простоту нашего общения.
Чудесная девушка! Я ведь читал все ее мысли. Они были чисты, как струйка воды, которую я только что испил. Я знал, что ей очень хочется, чтобы я пригласил ее прокатиться в моей летающей тарелке, так мысленно называла она наш аппарат.
Но моя «тарелка», увы, улетела, и я оставлен наедине с этой девушкой и ее народом, который мне предстояло убедить в самом главном для обоих наших миров.
Мы не стали подниматься по ступеням, а пошли вдоль прячущейся в кустах речушки и вскоре оказались на знакомом мне поле.
Медвяный запах ударил в лицо. Я вдыхал его с таким же наслаждением, с каким только что пил воду из трубки.
— Вы из НЛО? Правда? Вы прокатите меня… или похитите? — наконец выговорила она то, о чем все время думала.
— Я с радостью похитил бы вас, но считайте, что сейчас вы похитили меня.
Она звонко рассмеялась, и птички вспорхнули перед нами из травы.
— А вы умеете шутить! Это здорово! Правда-правда! Видимо, я улыбнулся, потому что она тотчас сказала:
— Вы добрый! Я знаю! Давайте посидим здесь на краешке дороги.
Через поле к домикам вела заросшая травой колея от экипажей. Проезжали они здесь не слишком часто.
Я покорно уселся в душистую траву, упиваясь ее ароматом и всем, что было вокруг. Помимо собственной воли я передал Оле свои ощущения.
— Я так и думала, что вы из НЛО, огни которого я видела ночью. И букет я собирала для вас. — Она протянула мне цветы.
— Как они называются? — растерянно спросил я.
— Беленькие — это ромашки. На них можно погадать, отрывая лепестки: любит, не любит…
Я не стал гадать. Я и так знал, что не любит и полюбить никогда не сможет…
— А вот эти синенькие — незабудки. — И она пропела:
Незабудки, незабудки!
Кто собрал их, не забудьте!
— Не забуду, — пообещал я. И это было истинной правдой. Впрочем, даже владея чужой речью, я все равно не смог бы сказать что-либо, противоречащее тому, что думаю.
