Герберт Уэллс - В бездне
При виде этого Уэйбридж замер с протянутой рукой и открытым ртом. Он закрыл рот, опять открыл его, крикнул вахтенному: «Эльстэд в виду!» — и кинулся сперва к Линдлею, потом к прожектору.
— Я видел его, — сказал он, — там, за старбортом. Свет зажжен, и он только что вынырнул из воды. Наведите туда прожектор. Мы, наверное, увидим его качающимся на поверхности, когда его приподнимет волна.
Но им удалось подобрать Эльстэда только на рассвете, когда они чуть не наткнулись на его шар. Несколько матросов, спустившись в шлюпке, прикрепили шар к цепи крана.
Подняв шар на судно, тотчас же отвинтили люк и заглянули в темную внутренность: электрический свет предназначался лишь для освещения воды вокруг шара и был совершенно изолирован от внутренней камеры.
Воздух внутри был горячий; резина у отверстия размякла. Ответа на крики не последовало; движений изнутри тоже не слышалось. Видимо, Эльстэд лежал без сознания на дне шара. Корабельный врач вполз внутрь и передал его на руки людям, стоявшим снаружи. Несколько мгновений нельзя было понять, жив он или мертв. При желтом свете судовых фонарей видно было, что лицо его блестит от пота. Его снесли вниз, в каюту. Оказалось, что он не умер, но в полном истощении и страдает от ушибов. Несколько дней ему пришлось пролежать в полном покое. Только через неделю смог он рассказать обо всем, что ему пришлось испытать.
Первые его слова были о том, что он собирается опять спуститься на дно.
— Придется только, — говорил он, — немного изменить конструкцию шара, чтобы он в случае необходимости мог сам сбросить канат, только и всего.
Он пережил чудесное приключение.
— Вы думали, что я не найду ничего, кроме ила, — сказал он. — Вы смеялись над моей затеей. А я открыл новый мир.
Он рассказывал отрывочно, с конца, поэтому подлинных слов его передать невозможно. Но мы даем точный пересказ того, что он видел и испытал.
Сначала было очень плохо. Пока канат разворачивался, шар все время перекатывался. Он чувствовал себя, как лягушка в футбольном мяче. Он мог видеть только кран и небо наверху да по временам толпу у поручней. Никак нельзя было предугадать, в какую сторону покачнется шар. Вдруг он почувствовал, что ноги его поднимаются вверх. Он попробовал шагнуть и покатился через голову на подушки. Шарообразная форма снаряда оказалась очень неудобной, но при огромном давлении на дне океана это была единственно надежная форма.
Потом качка прекратилась, шар уравновесился, и Эльстэд, встав на ноги, увидел, что вода вокруг него зеленовато-голубая и освещена каким-то мягким светом, просачивающимся сверху. Мимо него, — как ему казалось, по направлению к свету, — промчалась стая маленьких плавающих существ. Пока он смотрел на них, стало понемногу темнеть. Вода наверху сделалась темной, как полуночное небо, но с зеленоватым оттенком, а внизу казалась совершенно черной, и в ней мелькали какие-то маленькие светящиеся существа — еле видные зеленые полоски.
А ощущение падения! Совсем как при спуске в лифте, говорил Эльстэд, только оно продолжалось непрерывно. Эльстэд начал раскаиваться, что пустился в рискованное предприятие. Неблагоприятные шансы представились ему в совершенно новом свете. Он вспомнил о крупных каракатицах, которые — он знал — населяют средние слои воды: их иногда находят полупереваренными в желудке у китов, а иногда они всплывают, сгнившие и наполовину съеденные рыбами. Вдруг одна из них вцепится в канат и не отпустит его! А часовой механизм… Действительно ли он проверен как следует? Но теперь уже не имело никакого значения, хочет ли он вернуться, или намерен довести дело до конца.
Через пятьдесят секунд вокруг была темная ночь, если не считать освещенного шаром пространства, где показывались то рыба, то какой-нибудь пловучий предмет. Один раз Эльстэду показалось, что он промчался мимо акулы. Потом шар вследствие трения о воду начал разогреваться. Оказалось, что это обстоятельство тоже не было как следует учтено.
Сначала он заметил, что потеет, потом под ногами у него стало все громче и громче раздаваться шипение, и он разглядел в окно множество мелких пузырьков, быстро поднимающихся вверх и веерообразно расходящихся от шара. Пар. Он дотронулся до окна. Стекло было горячее. Он зажег маленькую лампу, освещающую его камеру, взглянул на подбитые резиной часы, висевшие у кнопок, и увидел, что спуск длился две минуты. Ему пришло в голову, что стекло может лопнуть от разницы температур: температура на дне — около нуля.
Вдруг он почувствовал, что пол шара начал давить снизу ему на ноги, пузыри стали проплывать мимо окна медленнее, шипение уменьшилось. Шар опять слегка закачался. Стекло не лопнуло. Эльстэд понял, что на этот раз опасность миновала.
Через минуту или две он будет на дне. По его словам, он вспомнил Стивенса, Уэйбриджа и всех остальных там, наверху, в пяти милях от себя. Они находились по отношению к нему выше, чем самые высокие облака, когда-либо проносившиеся над землей, были по отношению к ним. Он представил себе, как медленно плывет судно, как все смотрят на воду и думают о том, что с ним.
Он поглядел в окно. Пузыри больше не появлялись, и шипение прекратилось. Снаружи везде была густая тьма, подобная черному бархату, кроме тех мест, где луч электрического света пронизывал пустынную воду и давал возможность разглядеть ее цвет: он был желто-зеленый. Потом три существа, казавшиеся огненными, проплыли мимо, одно за другим. Были ли они большие или маленькие, находились ли близко или далеко, этого Эльстэд определить не мог.
Вокруг каждого из них было голубоватое сияние, по силе приблизительно равное огням рыбачьей лодки. По бокам животные были усеяны светящимися точками, которые делали их похожими на корабли с освещенными иллюминаторами. Фосфорический свет их, казалось, исчезал, по мере того как они входили в круг света от шара, и тогда Эльстэд видел, что это — маленькие рыбки странного вида, с огромной головой, большими глазами и суживающимися к концу телом и хвостом. Глаза их были обращены к нему. Он понял, что они следят за спускающимся шаром. Вероятно, их привлекал свет.
Вскоре к ним присоединились другие рыбы такого же вида. Он заметил, что по мере спуска вода становится бледной и бесцветной и что в свете его лампы сверкают маленькие точки, как пылинки в солнечном луче. По всей вероятности, это происходило оттого, что падение его свинцовых грузил всколыхнуло ил и грязь со дна.
Когда грузила притянули шар на дно, Эльстэд очутился в густом белом тумане, сквозь который свет его электрической лампы мог проникнуть лишь на несколько ярдов. Прошло несколько минут, пока завеса из ила не осела. Наконец при свете лампы и мелькающем фосфорическом блеске далекой стаи рыб ему удалось разглядеть сквозь безграничную тьму воды волнистое дно, покрытое серовато-белым илом и местами усеянное спутанными зарослями морских лилий, размахивающих в воде жадными щупальцами.
