Валентин Новиков - Путешествие «Геоса»
Математик поднял серое от усталости лицо с красными воспаленными глазами, увидел Одэю.
Он весь преобразился. Засуетился, достал из шкафа бутылку с искрящейся фруктовой водой.
Чарли было всего тридцать лет, но в его коротко остриженных волосах сверкала седина, над переносьем ветвились беспорядочные морщины.
– Чарли, посмотрите, какой у вас вид!
Математик поправил отложной воротник белой рубашки, пригладил ладонью волосы.
– Нет же, у вас очень усталый вид. За вами, вероятно, вовсе не следят врачи.
– Да-да. Сейчас много работы.
– Сейчас понятно. А раньше?
– Раньше тоже. Мне приходится работать сверх положенного времени. Мне повезло… Это помогает мне не думать о вас. Но не всегда. Часто вижу ваше лицо среди цифр и шифров этих проклятых машин. Как все же они несовершенны, как ограниченны их возможности. Особенно сильно мы почувствовали это сейчас, анализируя радиосигналы из космоса.
– Что-нибудь уже известно?
– Очень мало. Машины перегружены…
Внезапно замигали сигнальные лампы, зазвучали короткие тревожные гудки.
Одэя огляделась – Аэлы в комнате не было. Она не заметила, когда девочка вышла.
Чарли бросился к щиту управления, включил микрофон. Напряженно прозвучала его короткая отрывистая команда:
– Главная централь! Немедленно прекратите подачу энергии!
– Вы хотите выключить мозг планеты? – послышался чей-то хриплый от волнения голос.
– Выполняйте, черт побери! – побледнев от ярости, закричал Чарли.
В то же мгновение все лампы погасли, воцарилась полная тишина. Чарли и Одэя бросились искать Аэлу.
Взрослые не обращали на девочку внимания, и она вышла на прозрачный, висящий над густой зеленью балкон. У перил играл пестрый котенок. Он жмурился от яркого солнца, подпрыгивал, ловил собственный хвост. Аэла взяла котенка на руки и вошла с ним через открытую дверь в огромный зал. Вокруг мерцали короткими вспышками бесконечные панели анализа-тора.
Аэлу заинтересовали маленькие автоматы, проворно сновавшие среди движущихся частей и мелодично поющих моторов в машинном отделении. Автоматы поминутно выверяли режим работы механизмов, что-то чистили, смазывали.
Внизу, под движущимися цилиндрами сновала взад и вперед маленькая щеточка. Котенок вырвался из рук Аэлы и бросился к щеточке, но маленький автомат с быстротою молнии перехватил его. Котенок принялся отчаянно царапать задними ногами твердую пластмассу рук автомата. Он злобно фыркал и вырывался.
Аэла подбежала, выхватила котенка. Автомат послушно отдал его. Но котенок царапнул руку девочки, вырвался, бросился наутек куда-то вниз под части работающей машины. Его немедленно перехватил второй автомат.
Аэла снова отняла котенка и сказала:
– Зачем ты его трогаешь? Это мой котенок.
Автомат был такого же роста, как Аэла. Он тупо глядел на нее и повторял:
– Это инородное тело.
– Это не тело, это котенок. А ты кто такой?
– С-72…
– Ну и имя!
Из машинного зала Аэла вошла в сводчатое помещение, где было одно из программных устройств. Ввиду перегрузки машины тут никто не работал.
Аэла подошла к клавиатуре, держа в одной руке котенка, другой нажала красную кнопку.
Тотчас донесся ясный металлический голос:
– Готовность.
– Ты кто? – спросила Аэла.
– Электрический мозг.
– Ты можешь придумать сказку?
– Да.
– Ну-ка, придумай.
Не ведая того, Аэла задала мозгу задачу огромной сложности. То, что было легко для человека, оказалось крайне тяжело для машины.
Аэла подошла к пульту распределения энергии и не заметила, как пересекла электронный луч и замкнула электрическую цепь. Машина начала подавать в главный сектор сигналы тревоги.
Чарли, как ветер, влетел в зал и, увидев у программного устройства Аэлу, всплеснул руками.
– Как ты меня напугала, детка!
Он торопливо сказал в микрофон:
– Энергия!
Снова вспыхнули сигнальные лампы.
Они возвратились в главное управление анализатора.
Принятые из космоса радиосигналы не поддавались кибернетической машине. Попытки установить их последовательность также ни к чему не привели.
Не слышалось ни единого звука. Только какой-то шорох да тихий скрежет иногда прерывали плавное движение ленты.
Аэла сидела в легком качающемся кресле и, щуря глаза, прислушивалась не к шорохам ленты, а к приглушенному шуму океана. Океан начинался за окном и стеной уходил в дневное небо, терялся и тускнел в его невыносимом блеске.
Одэя стояла у окна и прислушивалась к монотонному пению приборов.
Чарли поглядывал на нее запавшими глазами.
– Никакой системы, – нетерпеливо сказала Одэя. – Зачем все это, если сигналы невозможно разобрать? Для кого собственно они посылали их?
– Скорее всего сигналы предназначались для того, кто первым примет их. В сигналах мы действительно не находим системы, но это не значит, что ее нет. У них какой-то свой язык, который трудно понять. Но мы могли бы, не зная его, понять друг друга на элементарном математическом языке.
Он подошел к окну и стал рядом с Одэей. Долго смотрел в пустынную даль Тихого океана. Волны плескались у берега, разбрасывая брызги. Вдоль побережья бежали светло-голубые электробусы. Над водой скользил силуэт крылатого океанского лайнера.
– Мне кажется, что-то тревожное есть в этих сигналах из космоса, – вдруг сказал Чарли. – Странно, но я что-то чувствую.
Одэя быстро взглянула на него.
– Но, может быть, они потерпели катастрофу и зовут на помощь. – Кстати, какие у них координаты?
– Это в направлении созвездия Лебедя. Нас от них отделяет сто световых лет.
– Вы исключаете возможность катастрофы?
Математик пожал плечами.
– Кто знает. Я не уверен, мне, судя по этим сигналам, кажется, что уровень их цивилизации весьма близок к нашему.
– Но ведь здесь просто ничего нет, пустая лента…
– Здесь что-то есть.
Аэла слушала молча и смотрела через окно в ровную лучезарную пустоту неба.
И вдруг Аэла сказала:
– Три, какое-то слово, потом два, четыре, опять это же слово, потом три…
– Что-что? – повернулся к ней математик.
– Я не знаю, – ответила Аэла.
Математик бросился к аппарату,
– Невероятно, – прошептал он.
Снова зашуршала пленка.
– Один, – сказала Аэла, – теперь другое слово и два. Три, опять такое же слово и четыре…
Одэя словно в каком-то оцепенении некоторое время смотрела на дочь.
– Ты что-то слышишь? – спросила она.
Аэла кивнула и погладила котенка.
– А теперь что? – спросил математик, включая аппарат.
– Два, еще какое-то слово и опять два.
Математик ударил себя ладонью в лоб и закричал:
– Биологическая радиосвязь? Я же чувствовал, что на меня как-то странно действует этот шорох. Вот почему машина не могла найти никакой последовательности в сигналах.