Лидия Обухова - Лилит
Дожидаясь, пока костер прогорит и на раскаленные угли можно будет положить ободранную тушку, Одам и Лилит сидели по обе стороны огня. Они изо всех сил оберегали остатки молчания.
Чтоб пламя не подпалило волос, Лилит подобрала их травяным шнурком, который сплела мимоходом; как у всех людей племени, у нее были тонкие, гибкие пальцы, способные к любому ремеслу.
От обложенного песком мяса пошел вкусный пар.
Одам сдерживал нетерпение; он не хотел поступать, как другие мужчины, когда они голодны: отрезать ломоть сырого мяса и съесть его, едва опалив на огне. Ему хотелось дождаться и получить свою пищу из рук Лилит.
Внезапно он вспомнил, как совсем маленькими они собирали улиток на отмели лесного озера, и, когда разбили первую ракушку, горькая жидкость обожгла небо: им попался несъедобный моллюск!
Он весело прыснул, уйдя в воспоминание, но тотчас досадливо зацокал языком: ведь Лилит могла подумать, что он потешается над ней! И, поясняя, сделал указательным пальцем движение вниз ото рта, изображая символ яда. Лилит поспешно оглянулась, думая, что он предупреждает о змее. Одам успокоительно затряс головой.
- Горькая ракушка, - не выдержав, сказал он. - Помнишь? Давно, на озере. Мы были как оленята.
Они облегченно залились смехом, глядя друг на друга через колеблющийся горячий воздух. Общее воспоминание вернуло Лилит доверие.
- Мужчины возвращаются? Охота была удачной? - спросила уже сама девушка, усаживаясь поудобней и кладя подбородок на согнутое колено.
Одам отозвался:
- Мужчины возвращаются, но они еще далеко. Охота была удачной.
- Твои ноги быстры и легки. - Лилит снова одобрительно посмотрела на него.
После еды они утолили жажду мутной водой ручья. Бронзовое солнце перешло с правой руки на левую.
Перед стойбищем они замедлили шаги. Их никто не должен был видеть вдвоем.
Одам подошел к Лилит вплотную и легким движением провел ладонью по ее лицу и плечам - так благодарят на праздниках удачливых танцоров. Он сам не знал, за что благодарил ее.
Кожа Лилит была прохладной и гладкой, как у молодой лягушки. Ее убегающий взгляд, вытянутые трубочкой губы, бурно дышащее тело, тонкие руки, более тонкие у плеча, чем у локтей, - все вдруг надвинулось на него, подобно дождевой туче. Коленам передалась дрожь земли. Это мгновение было похоже на вспышку зажженного небесного корня - молнии: длинно и коротко. Оно спутало время.
Когда оба очнулись, мешок с рассыпанными плодами лежал в одной стороне, а дротики Одама - в другой. Но они долго еще не могли разомкнуть объятий и лишь много времени спустя порознь вернулись в стойбище.
Долгое отсутствие Лилит и Одама не было никем замечено. Племя гудело в необыкновенном волнении: лесному плену приходил конец! Погоня за зверем увела троих охотников так далеко, что вдруг они увидели между деревьями просвет.
Сначала никто из них не понял всего значения того, что открывалось постепенно перед их глазами. Они только заметили, что почва становится суше; вместо высокоствольных деревьев с непроницаемой кроной стали попадаться обширные поляны, стволы уже не были покрыты густым мертвенно-бледным мхом, на котором дрожали невысыхающие капли; щебенчатая песчаная земля хорошо впитывала излишнюю влагу.
Идти становилось все легче. Какие-то новые запахи просачивались в воздух: исчезла гнилая сырость болотистых ям, покрытых кувшинками. Дремучий лес, в котором блуждало несколько поколений Табунды, редел, расступался...
Охотники остановились, настороженные и смущенные. Преследуемый зверь ушел; они вспомнили об этом много позже. Перед ними уже не было деревьев, а лишь невысокая стена кустов. Несмотря на то что рассвет едва наступил, какое-то копытное животное уже паслось в их гуще, хрустя листьями и сочными ветвями. Охотники стояли с подветренной стороны.
Но вот один из них сделал шаг вперед. Невидимое животное с фырканьем метнулось в сторону. Мужчина Табунды, тот, что сдвинулся с места первым, упрямо сведя брови, узкие и острые, как лезвие каменного ножа, безрассудно устремился вперед. Мгновение - он исчез за кустами.
Двое других не последовали за ним; не все рождаются героями. Тот, кто ушел, был виден еще некоторое время за кустами. Он казался высоким, хотя был только сухощав, как и все мужчины племени. Лицо его обрамляла негустая бородка, скрывавшая худобу щек. Камень в форме рыбы с дыркой, просверленной током воды, надетый на толстую жилу, лежал ниже углубления на шее. Сейчас эта ямка бешено пульсировала. Он уже знал, что отныне среди племени ему будет имя Вышедший Из Леса. Потому что он в самом деле первым достиг его пределов.
Совсем иная страна начиналась за кустарником. Местность была ровная, немного волнистая, вплоть до цепи холмов, теряющихся в дымке. Клубы рассветного тумана ходили над всей долиной, словно она дышала. Птичьим хором звенели дальние островки рощ.
- Лу! Лу! - завопил охотник остальным.
Возглас радости, первое человеческое слово, раздался над счастливой долиной. Травы из-за редких стволов поднялись перед отставшими, как бьющие струи. В невысоком солнце стебли блестели крупной росой. Что-то удивительное по цвету, по запаху, по простору - никогда не виданное открылось перед ними, пьянило и ошеломляло их. Все трое были молодые охотники, ни они, ни их отцы не знали степей - и теперь стояли потрясенные!
Люди Табунды пробыли в долине до полудня, а когда воздух очистился, увидели дальний хребет с огромной белоснежной горой, словно плавающей посреди небес. Что это такое, они еще не знали, как не знали и их предки, которые вышли из обширной низменности, ставшей впоследствии морем.
Сборщицы клубней, услышав благую весть, поспешно вернулись в стойбище с пустыми руками, но никто не поставил им этого в вину.
Племя стало готовиться к дальнему переходу; всем хотелось, чтоб новое солнце застало их уже в пути. Почти до рассвета горели охранительные костры, и дозорные время от времени ударяли в табунду, словно отгоняя злые силы, которые могли надвинуться на стойбище. Впрочем, сознание человека не слишком перегружалось фантазией, в людях Табунды преобладали прямодушие и бесшабашность несокрушимо здоровых людей. Загадки мира стояли перед ними еще в столь малом количестве, что они проходили сквозь них, как сквозь рассветную дымку, - она не застилает зрения! Взгляд их был ясен и направлен лишь на ближние предметы.
Они не так уж скоро прикочевали к обетованной опушке. Лес словно не выпускал их: каждую ночь бушевали грозы, сверкали молнии, и то одно, то другое высохшее дерево с грохотом падало на раскинутые ветви, будто убитый охотник. Ведь и деревья, как люди, умирают от ран и болезней...
