Елена Федина - Бета Малого Льва
С отцом они всегда друг друга понимали. Только редко виделись, предательски редко виделись.
— Алина, а ты кем хочешь быть? — спросил отец, выбирая себе журнал из стопки.
Он разговаривал с ней, как со взрослой, и ей это льстило.
— Конечно, актрисой, — заявила она.
— Не актрисой, а кривлякой, — поправил оскорбленный в лучших чувствах Ольгерд и получил книжкой по голове.
Отец этого словно бы и не заметил.
Матери Алина никогда не нравилась, она считала ее слишком дерзкой и слишком похожей на мальчишку. Так они и не любили друг друга до самого конца…
Но что она могла предотвратить, пребывая в космосе? В двенадцать лет они целовались, в пятнадцать они… да что об этом вспоминать, если Алина никогда его не любила, ей просто хотелось поскорее стать взрослой, а мечтала она только об одном: стать актрисой и доказать всему миру, что она гениальна. Она писала стихи, рассказы и пьесы, сама их декламировала, обожала наряжаться и устраивать представления. Тихоня-Ольгерд был ей скучен.
Он тоже писал потихоньку, но не рассказы, а просто дневник. И прятал его ото всех. Потом взял и сунул его в утилизатор. Это когда она сказала, что с нее хватит.
Отец тогда был дома. Ольгерд тоже был дома, только что вернулся из стажерского полета, гордый собой и ужасно счастливый. Алина даже не удосужилась с ним встретиться, заявила по видео. Ольгерд приплелся в гостиную и тупо уставился в пол.
— Моя актриса меня бросила.
Отец посмотрел на него с сочувствием.
— Чего ты хочешь от женщины…
«Я хотел напиться», — вспомнил Ольгерд и потянулся к сейфу. Потом подумал, что в одиночку — противно, и позвонил Челмеру. Второй пилот явился через тридцать секунд вместе с бутербродами из столовой.
— Я думал, спирт на борту только у доктора, — усмехнулся он, вынимая из оттопыренного кармана пакет.
— И еще у капитана.
— Тогда какого черта я к нему подлизывался? Этот мрачный тип скорее просканирует с головы до ног, чем даст человеку просто расслабиться… слушай, я думал, он тебя сегодня на атомы распылит!
— Я тоже.
— Ладно, не обращай внимания на эту шушеру. У тебя отец в начальстве, ничего тебе не будет.
— Не в этом дело.
— А в чем?
Поморщившись от запаха, Ольгерд выпил полстакана и заел сыром. Челмер болтал что-то о вылазке на Гондвану, где у него отказал кислородный клапан. Он всегда выходил героем из всех своих историй и поэтому обожал в них влипать.
«За дверью стоит доктор Ясон», — вдруг с неприятным холодком понял Ольгерд, — «сейчас он постучит и войдет». Ему совершенно не хотелось представать перед строгим доктором в таком виде, но проглоченный спирт подсказал ему, разливаясь теплом в желудке, что на это надо наплевать. Доктор постучал минут через десять, когда капитан уже начал сомневаться в своем ясновидении и даже обрадовался этому.
— Открыть? — спросил Челмер с сомнением.
— Куда ты денешься? — усмехнулся Ольгерд.
Доктор Ясон выглядел солидно, как старший инспектор: подтянутый, одетый строго по форме, с аккуратной черной бородкой и сединой в висках. Когда он появлялся, хотелось встать и снять шляпу.
— Я помешал? — спросил он со сдержанным неодобрением, и это, похоже, было только началом грозы.
— Присаживайтесь, — холодно ответил Ольгерд.
— Нет уж, спасибо.
— В таком случае, что угодно?
Ясон на секунду задумался.
— Пилот Челмер, можно попросить вас выйти ненадолго?
— О чем речь! — Челмер с явным удовольствием направился к двери, — но я вернусь!
Ольгерд приготовился обороняться.
— В чем дело, доктор?
— Дело в том, что мне необходимо вас обследовать. И лучше, чтобы экипаж об этом не знал. Мало ли что… Вы все-таки капитан.
«Считает, что я псих или больной», — усмехнулся про себя Ольгерд.
— Прямо сейчас?
— Чем раньше, тем лучше.
— Я пьян.
— Вижу.
Ясон стоял над ним грозной тенью.
— Ладно, идемте, — сдался Ольгерд, если стакан спирта для вас не имеет значения…
Он завинтил фляжку и убрал ее в сейф.
— Я думал, вы пришли со мной ругаться, доктор. А вы, оказывается, скорая помощь!
— Что с вами происходит, капитан?
— Ничего. Три года безвылазно в космосе, вот и все.
— Как же вас пропустила медкомиссия?
— Я был здоров.
— Это не имеет значения. Есть правила, есть сроки восстановления… Когда мы прилетим, если мы вообще долетим с таким капитаном, я это непременно выясню. Можете не сомневаться. Правила должны касаться всех.
Опьяневший Ольгерд шел за ним по коридору с полным безразличием.
— Я от вас устал, Ясон. Вы мне не нравитесь. Удивляюсь, как мы с вами прошли тесты на совместимость при формировании экипажа. Или вам тоже кто-то выдал липовую справку?
Доктор не ответил. Он прошел в расколовшуюся пополам дверь медпункта и проследил, чтобы капитан благополучно добрался до кресла. Стены мерцали уютным золотисто-коричневым светом, как в деревянной, залитой солнцем избушке. На стене напротив висели картины какого-то старого города и весьма некрасивой женщины в ядовито-красном платье.
— Это вам для трезвости, — Ясон протянул ему капсулу и стакан с водой.
— Не так быстро, доктор… когда я трезв, я замкнут. Я вам ничего не расскажу.
— Хорошо, — неожиданно согласился доктор.
— В первый раз это случилось в Озерии, мы сплавлялись с отцом на байдарке, мне было лет двенадцать… Вы же знаете, когда плывешь, никогда не знаешь, что там за поворотом. В этом и прелесть. Так вот, я знал. Знал… мы могли бы идеально пройти все пороги, но мы все равно перевернулись. Почему? Потому что это было неизбежно! В этой жизни ничего нельзя изменить, доктор, нам только кажется, что мы выбираем. Я триста двадцать пять раз сворачивал на Ингерду. А может, триста двадцать пять миллионов раз… Знаете, мне это уже надоело. Я каждый раз заново объясняю вам, и вы мне, в конце концов, верите…
— Зачем вы все это выдумываете, капитан? У вас есть более понятная причина. Ваш отец открыл эту планету. Планета необычная, отца вы боготворите. И идете по его стопам. Буквально.
