Александр Мирер - У меня девять жизней
Там прохладно. Посреди зала — два низких стола желтого блестящего дерева. На дальний положили Рафаила. Охотники ушли с носилками, и четверо голых людей с двух сторон придвинулись к столу. Раненый лежал обнаженным… Но почему эти — голые, в одних лишь плавках? Колька схватился за пистолет и вдруг опустил руку. Четверо так подошли и наклонились, таким движением, что привиделись халаты, марлевые маски. Будто вспыхнула бестеневая зеркальная люстра над столом, и матовые блики пробежали по резиновым перчаткам. И Колька, уже дрожащий от возбуждения и страшной усталости, узнал эту уверенную повадку. Над Рафаилом, в желтом свете лиственных стен, стояли врачи.
На пришельцев никто не оглянулся — вынимали из зеленых корзиночек щетинистых, розовых, пищащих тварей, кормили их кровью из локтевой вены. Безглазые твари чавкали. Трубочку в вене придерживала молодая кудрявая женщина — Кольке показалось, что он видел ее среди охотников на поляне…
Колька стоял, держал Володю за руку и смотрел, как безглазых поросят раскладывают по корзинкам. И как они растут в корзинках — словно тесто в опаре. У некоторых прорезывались глаза. У одного выросли четыре лапки. Штук двадцать их было, и все изменялись по-разному.
…Кажется, его тошнило. Какие-то процедуры он совсем не запомнил, все это тянулось очень долго. Он помнил, как один из врачей — могучего сложения, бритый — отвернулся от корзинок, подошел к Рафаилу и, играя бицепсами, поставил на место сломанную ногу — Володя заскрипел зубами и застонал. Бритый усмехнулся. Другой врач повозился под столом, и, как во сне, тот выпустил зеленые побеги, и они поползли, извиваясь зелеными гусеницами, оплетая вправленную ногу. Потом врачи стояли, опустив руки, а бритый кормил Рафаила — тот жевал, не открывая глаз. Потом и бритый встал рядом с остальными. Они все смотрели в одну точку — на огромный синий отпечаток обезьяньей лапы у Рафаила на животе. Полчаса или больше прошло в молчании, в ожидании чуда. Где-то за зелеными стенами взлаивали собаки, глухо трубил неизвестный зверь. Вдруг женщина торжествующе вскрикнула, протянула руку, и Колька увидел, что синяк бледнеет и уходит, как тень облака на земле. Сейчас же бритый врач вывел их с Володей наружу, что-то сказал веселому бородатому охотнику — тот смеялся и кивал, поправляя зеленую униформу. Лук и колчан висели у него за спиной, и из тени на все это смотрели еще несколько охотников, и Колька увидел очень близко лицо врача. Он стоял перед Колькой, трогая себя за подбородок. Бицепс надулся на его руке — страшно было смотреть — и глаза как бы надулись, огромные, бычьи, с зеленоватыми белками, — глядели и не видели. Потом пальцы отпустили подбородок, взгляд вышел изнутри на свет, и глаза дрогнули и ожили. Пробежали сверху вниз и снизу вверх по бледному потному лицу, исцарапанным рукам, по пистолету, задвинутому за пояс. Остановились — глаза в глаза. И Колька понял, что сию секунду заснет. И заснул. И проснулся уже в этом доме, по-прежнему без одежды, но почему-то с пистолетом. А теперь проснулся и Володя Бурмистров и спросил: «Где Рафа?»
3
— То-то и вопрос, где Рафа, — сказал Николай. — Видишь, зверь на поляне? Не выпускает наружу. И людей — никого, будто вымерли.
Володя всмотрелся и рассеянно отметил:
— Это гепард. Они легко приручаются.
— А ты выйди, попробуй…
— Давай заорем, — сказал Володя. — Свистни, вот что!
Свистеть Колька был мастер. Детдомовское его прозвище было Колька-Свисток. Он грянул в два пальца, так что гепард подпрыгнул и приложил уши, а сверху кто-то заухал и захохотал.
— Концерт… — сказал Володя. — А знаешь, Свисток, это не Земля.
— Глупости, брось, — быстро сказал Колька.
У него похолодели руки. Насколько вчера утром ему хотелось, чтобы здесь было Совмещенное Пространство, настолько сегодня была необходима Земля. Ведь Рафаил не выдержит обратного перехода в баросфере, его и здоровые еле выдерживают: А энергия из «Криоля» утекает… Если здесь СП, то экспедиция останется в нем навсегда. «Криоль» сохраняет стартовый запас энергии не больше суток.
«Криолем» они называли гелиевый аккумулятор.
— Ты понимаешь, что говоришь, Володька?
— Понимаю, естественно…
— Да почему? Откуда в СП возьмутся люди, пальмы, гепарды?
— Ума не приложу, — признался Володя. — Я вот о чем: если на Земле есть такая… — он пошевелил пальцами, — страна, что ли, то мы знали бы о ней.
— Экий прыткий! — с облегчением сказал Колька. — Да мы по специальности всего прочесть не успеваем, а география там, этнография… Брось!
Володя посмотрел на него внимательно.
— Я-то брошу. Но ты проверь сейчас же… на всякий случай.
— Каким образом?
— Ты у нас полиглот. Проверь, знают ли здесь хоть один из четырех языков.
— А если не знают, тогда — не Земля? Чепуха, — сказал Колька. — Смотрите-ка…
Гепард вскочил и пробежал мимо входа. Зашуршали шаги, зеленый занавес раздвинулся, и в дом вошел вчерашний веселый охотник. Парни смотрели на него, не мигая.
— Су-убх'а нараоа? — проговорил охотник.
Колька спросил:
— Ду-ю спик инглиш? Парле ву франсе? Парлата иль испаньола? — и больше для порядка: — Шпрехен зи дойч?
Охотник засмеялся, прикоснулся к Колькиному плечу и выговорил:
— Ко-лия… — потом к Володе: — Во-олодзия… О, хум-м!
— Су-убх'а нараоа, хум-м, — повторил Колька. — Коля, Володя… — он тоже тронул охотника за плечо, над перевязью.
— Джаванар! — крикнул охотник в восторге от Колькиной понятливости. — Джаванар, Джаванар! Колия — адвеста, — сказал он убедительно и засмеялся, теребя бороду.
— Откуда бы ему знать наши имена… проворчал Колька. — Его-то зовут Джаванаром… Ра-фа-ил, — произнес он по слогам.
Охотник прямо-таки засиял, повторил: «Рафаи, Раф-фаи, хум-м!» — и показал на дверь.
Жара была крепкая. Они, как из предбанника, шагнули прямо в парную — волосы зашевелились на голове. Гепард, привязанный к дереву, облизывался и басисто мяукал. Поляна была точь-в-точь похожа на вчерашнюю: такие же мощные деревья с перистыми кронами, и густой жестколистый подлесок, в котором сейчас же спрятался дом, стоило лишь отойти от него на десяток шагов.
Джаванар не повел их к Рафаилу. На краю поляны, у ручья, он стянул через голову перевязь и нагрудник, развязал пояс и остался в неизменных коричневых плавках. На его выпуклой груди висел сухой красный жук с толстыми лапками…
— Теперь он будет купаться, — нетерпеливо проговорил Володя и ошибся.
Джаванар не собирался купаться. Он показывал гостям, что с утра надо бы умыться. С низкорослого кустика над ручьем он сорвал комок зеленых путаных нитей, окунул в воду и потер руками — пошла пена. Мыться было отлично. Вода текла в меру прохладная, чистая, без песчинки. Полотенец этикет не предусматривал. Кожу, скрипящую от чистоты, сушили на солнце, а тем временем причесывались веточками хвоща, похожими на пластмассовые ершики, Но мало того! Подсохнув, Джаванар полез в кусты за ручьем, словно в комод. Поиграв могучими лопатками, выудил сочный корешок толщиной в мизинец, ополоснул его в воде, отломил кончик и стал водить под бородой, ощупывая пальцами кожу. Корешок он осторожно держал, растопыривая свободные пальцы. Волосы сыпались на траву. Колька принял корешок, побрил Володю, а тот в свою очередь, почистил ему щеки и шею под бородой, причем едва не испортил всю красоту, засматриваясь на Джаванара.
