Федор Богданов - Дважды рожденный
— Позвольте, вы нам не сказали самого главного: отчего не работает Тифлисская радиостанция.
— И верно: забыл. Работает, работает, вот это-то и плохо. Полагают, что это — дело рук морганистов. Откуда-то со стороны Греческого архипелага все время идут радиоволны и интерферируют с волнами Тифлисской радиостанции. Пробовала станция работать на волнах различной длины, но уже через полчаса слышимость ее сводилась к нулю. Теперь выработана целая азбука: 10 м. она говорит — на такой-то волне, 2 м. — на другой, 5 м. — на третьей и т. д. У меня все записано. Кроме того, несколько надо изменить конструкцию приемника. Я узнал, как это надо сделать. Тогда мы будем хорошо слышать.
Стали горячо обсуждать привезенные химиком новости. Несмотря на усталость, последний терпеливо и добросовестно рассказывал все, что сам узнал в селении от людей, недавно вернувшихся из Тифлиса. Он даже вынужден был подробно описать свою встречу с зубрами и обратное путешествие на авиэтке. Некоторые занялись просмотром газет и чтением писем из Москвы.
Вдруг Мартынов издал громкое восклицание.
— Послушайте-ка, что я тут вычитал, в этой газете.
— Что такое? — закричали голоса.
Все обступили профессора. Он медленно и аккуратно сложил газету и посмотрел на всех.
— Павел Егорыч, не мучайте, говорите, — сказал кто-то.
— Лет десять назад, — начал он, — я был в Америке. Официальная командировка моя была в Филадельфию для изучения тамошней минералогической коллекции. На самом деле я по возможности должен был проникнуть в тайну изобретенной электрической пушки. Как вы знаете, изобретение это принадлежит директору знаменитого института в Филадельфии. Признаюсь вам, я мало узнал об этой пушке. Знаю только одно: от места, где она стоит, она может в радиусе в 100 километров создавать чудовищные грозы без дождя, перед которыми бледнеет самая пылкая человеческая фантазия. Но зато я узнал нечто в тысячу раз более опасное: в окрестностях Филадельфии работал маленький таинственный заводик. Он производил газ — самый страшный изо всех газов, когда-либо выдуманных человеком. Для его изготовления необходимы главным образом нефть и ртуть. Да вот прочтите в газете, там он довольно верно описывается,
Химик прочитал следующее:
«Гидрарген».«Уже в течение десяти последних лет со столбцов нашей прессы не сходили сообщения о попытках разгадать тайну страшного газа, изобретенного в Филадельфии. С открытием враждебных действий против Союза Народов сразу же вошел в широкое употребление и этот газ. Сами американцы зовут его „гидраргеном“, что указывает на ртуть, как на главную, повидимому, составную его часть. Действия этого газа ужасны. Константинополь, первым подвергшийся нападению американских воздушных флотилий, почти наполовину разрушен. Под гибельным действием „гидраргена“ гибнет все живое. Где разрывается гидраргеновая бомба, через полчаса замолкает всякий живой звук. Железо и медь подвергаются быстрому разложению. Уцелевшие очевидцы рассказывают, как падали двери с железных петель, балконы домов, рушились стальные балки и сами многоэтажные дома со стальным остовом, медные провода, крыши и т. д. После пятиминутного действия газа аэропланы распадаются на части.
Любопытная особенность: трупы людей, умерших от „гидраргена“, точно консервированные, не разлагаются.
Химический институт в Москве усиленно работает над изобретением противогаза».
— Ко всему этому я могу вот что еще добавить, — сказал профессор. — Вскоре после того, как был изобретен «гидрарген», случайно разорвалась готовая бомба. Пострадало около десятка лиц. Это было лет пятнадцать назад. В прошлом году я имел сообщение, что два из этих трупов еще не разложились. Один из них был вскрыт. Все органы были в целости, даже нервы оказались целы. Казалось, стоит только влить кровь в жилы, и он оживет. А между тем со времени смерти этих несчастных прошло полтора десятка лет. Высказывалась даже смелая мысль, что эти трупы могут лежать тысячи лет и все же не разложатся, даже не высохнут, как это произошло с египетскими мумиями. Представляет большую загадку, почему одни умершие от «гидраргена» разлагаются скоро, а другие могут лежать целыми неопределенно долгое время.
Тайна пещеры
Мартынов и два его помощника медленно подвигались в узкой пещере. Почва в ней была неровная, слегка покатая к одной стене. У этой именно стены тек маленький ручеек с холодной водой, — наверное, тот самый, что протекал и по лужайке перед пещерой. С потолка свешивались конусообразные сталактиты, но не бесчисленными сосульками, как в некоторых пещерах, а лишь изредка: очевидно, вода проникала сюда весьма слабо. Может, поэтому и пещера была небольшая.
Мартынов внимательно всматривался в стены пещеры, изредка останавливался, ловко отбивал кусок какой-нибудь горной породы и долго потом рассматривал его при свете электрического фонаря. Порода, слагавшая стены и пол пещеры, всюду была твердая, местами казалась отполированной вековой деятельностью воды и красиво отражала свет фонарей.
Исследователи шли уже около часу, скудный дневной свет, проникавший сквозь вход, давно исчез, исчезли всякие звуки, даже слабый шум ручья вдруг прекратился. Оказалось, что он ушел под стену, как в этом убедился один из помощников Мартынова, пройдя из любопытства шагов с полсотни назад. Видимо, исследователи попали в сердце горы: исчезли светлые известковые породы и отовсюду глядел черный блестящий массивный камень.
Мартынов остановился у одного выступа и стал его внимательно рассматривать. Каждому из троих одновременно пришла в голову мысль о беспредельности времен, перед которой бессильны даже человеческая мысль и воля. Сколько тысячелетий прошло с тех пор, как вода капля за каплей стала точить этот темный камень, имевший твердость стали, и, наконец, выдолбила этот туннель! А этот крошечный ручеек, глубиной всего в двадцать сантиметров, должен был крупинка за крупинкой вынести весь этот материал и скатить туда, в долину. Сейчас он может нести на себе всего только спичечную коробку, а вот в течение миллионов лет вынес миллионы тонн камня! Изумительна сила времени! Только бы время, и капля воды, казалось, может продолбить насквозь весь земной шар.
А ведь уже давно, очень давно вода перестала просачиваться по каплям сюда. Как ни вслушивались исследователи, нигде не слышно было ни одного звука от падения капли, царила могильная тишина. Чувствовалась целительная сухость и чистота воздуха. Казалось, здесь не может быть ни одного микроба.
