Вячеслав Пальман - Красное и зеленое
Она освободила одну руку, сунула ее в карман. Здесь… С радостью нащупала заветный ключ, будто все дальнейшее зависело только от него, и удовлетворенно вздохнула. Когда она подняла голову и посмотрела вперед, то не дальше как за километр увидела зеленые акации в парке, их белый двухэтажный дом. Ну вот, они почти пришли…
Неожиданно солдаты стали теснить колонну справа, все сильней и сильней. Когда Маша еще раз подняла глаза, зеленый парк института остался в стороне и медленно заволакивался пылью. Она выпустила из потной ладони ключ, с немым вопросом посмотрела на Аркадия. Что же будет с ними?
Ильин отвел глаза. Ответить ему было нечего.
Между городком и институтом в степи стоял на солнцепеке старый кирпичный завод. Полуразвалившиеся навесы, дырявая крыша над механическим цехом, одинокая труба, горы битого кирпича, заросшие глиняные карьеры.
Это место стало первым лагерем для захваченных немцами людей.
Их заставили сойти в карьер с крутыми глиняными склонами. Над краями огромной ямы возникли фигуры часовых. До самой ночи спускались в карьер все новые и новые партии пленных и беженцев.
Ночь не принесла успокоения, хотя стало прохладнее. Тысячи людей, кто как мог, стали устраиваться на ночлег. Где-то плакали дети, стонали раненые, кто-то просил воды. Изредка ночь прорезала автоматная очередь или сухой винтовочный выстрел. Все понимали: еще кому-то не удалось бежать.
Аркадий присел возле Маши. Он подогнул колени к самому подбородку, охватил ноги руками и широко открытыми глазами смотрел в спину красноармейца, сидящего перед ним. Он думал сразу обо всем. Мысли вертелись вокруг препарата, который ему почти удалось создать, о дальнейшей судьбе открытия, о себе, наконец — о Маше. Та самая Маша, с которой он познакомился год назад, когда она только что пришла к ним в институт, сидит сейчас рядом с ним, молчаливая и замкнутая. Маша была лаборанткой Максатова, она делала подопытным свинкам инъекции, следила за ходом опытов. К концу года их знакомства Аркадий уже не мыслил себе ни лаборатории, ни собственной жизни без Маши, без ее чуть-чуть картавящей скороговорки, без веселого смеха и очень мягких, почти белых волос.
Он сидел на жесткой глине и думал о девушке, а в его юношеские думы все время вплетались мысли о войне, о его собственной роли в ней и о том совершенно неожиданном, что случилось за последние двенадцать часов.
Погиб Николай Александрович Максатов. Какой это был человек! И что он мог сделать в будущем! Его биологическую лабораторию ценили не меньше, чем военные лаборатории. Когда война к осени сорок первого года заставила свернуть многие научные работы, даже тогда их институт продолжал работать. Максатов, лично руководивший работами Ильина, твердо обещал представителю Государственного комитета обороны, что не позже чем через год институт закончит разработку удивительно важной проблемы. Все, что было пока еще тайной для остальных людей, не являлось тайной для руководителя института. Он сам шефствовал над лабораторией Ильина. Именно он предложил Ильину несколько очень важных технологических приемов, когда тот начал работать над своим «веществом Ариль», как неофициально был назван новый препарат. Ильин понимал, каким может стать его открытие. Закрыв глаза, он и сейчас мог представить в уме все детали своих опытов. Молодой ученый первым из всех людей держал в руках свинку необыкновенных биологических качеств, и Маша Бегичева ничего не понимающими, даже испуганными глазами смотрела на него и на подопытное животное, которому влили «вещество Ариль». Они стояли тогда на пороге открытия.
Аркадий Ильин вполне отдавал себе отчет в том, что он делает, когда дрожащими пальцами подносил спичку к кипам бумаг, нагруженным на телегу. И когда драгоценные бумаги вспыхнули, и когда стал тихо постреливать ящик, где лопались от огня первые пробирки с необыкновенным препаратом, Ильин до крови закусил губы и так посмотрел на Терещенко, что у того сразу отпала всякая охота спасти из вороха бумаг хотя бы одну страницу. Нет, врагу такие материалы отдавать нельзя!
Все сгорело. Максатова нет. Конец опытам. На всем его открытии лежит крест. Остался только один человек, который знает детали чудесного открытия и может по памяти восстановить многое из того, что делал в течение полутора лет напряженных опытов, это он — Аркадий Павлович Ильин, человек, сидящий теперь в глиняном карьере.
К его плечу прислонилось плечо Маши. Спит она или просто молчит? Ильин нагнулся, участливо заглянул в лицо. Глаза девушки были открыты и сухи.
— Ты как себя чувствуешь? — шепотом спросил он.
— Очень хочу пить. Как долго может продолжаться этот кошмар?
— Успокойся. Будем терпеливо ждать. Думаю, утром нас отпустят. Зачем мы им? А если не отпустят, убежим. Только бы не разлучили.
Шепот молодых людей отвлек Иона Петровича Терещенко от собственных, тоже далеко не веселых дум. Он обернулся, посмотрел на Ильина, на Машу и подвинулся ближе.
— Что будем делать?
— Ждать, — ответил Ипын — А если что — попытаемся бежать.
Ночь, наполненная шорохом движений тысяч людей, вскриками, стонами, плачем, стрельбой, ракетами и чужой, резкой командой, была жуткой.
Они сидели, прислушиваясь к стрельбе наверху, к крикам людей. Что же делать?.. Только ждать. Слушать и ждать.
Ночь кончалась. Занималось утро. Поблекло черное небо, на востоке потухли звезды. Свет быстро разливался по широкой степи. Но в карьере было еще темно, сумрачно. В этом сумраке копошилась огромная толпа людей.
Раздалась команда, в карьер спустилась цепочка солдат, и люди, повинуясь другим людям в зеленых мундирах, с автоматами в руках, медленно потянулись наверх.
Две шеренги солдат стояли наверху плотно, плечом к плечу. Между ними тонкой ниточкой шли снизу пленные. Фашисты внимательно всматривались в их лица и одежду. Пленных пропускали через «фильтр».
Ильин шел за Машей; Терещенко переступал с ноги на ногу за спиной Ильина, тревожно дыша ему в затылок.
— Юде? — спросил здоровенный солдат у человека впереди Маши и, не дожидаясь ответа, выдернул его в сторону.
Ильин вздрогнул, подался вперед. Маша обернулась, строгие глаза ее глянули на Аркадия. Солдаты пропустили всех трех без расспросов.
— Комиссар?! — заорали на кого-то сзади, и вслед за этим послышались удар и быстрая немецкая речь.
Ильин увидел, как из шеренги выбросили раненого бойца; он упал и вдруг, не поднимаясь с земли, из последних сил ударил ногой ближнего немца. Тот отскочил, ткнул в лежащего автоматом. Терещенко побледнел и закрыл лицо руками. Раздалась короткая очередь.
