Евгений Прошкин - Зима 0001
Он опомнился, когда на тарелке осталась лишь тонкая, лоснящаяся шкурка. Егор смутился, и это ощущение показалось ему странно знакомым. А после он повернулся к столу. И увидел две пустые консервных банки.
- Холуй. Кто ел сардины?
- Сардины. Информация недоступна.
- Хорошо, кто заказывал консервы? - Заказов на консервы не поступало. Ты меня не выводи. Кто пользовался почтовым бункером? Этой ночью.
- Ночью почтовым бункером не пользовались.
- А откуда, дрянь, здесь эти банки?!
- Информация недоступна.
- Ох, получишь ты у меня...
Егор снял полотенце и в сердцах шваркнул его о пол. Аппетит пропал напрочь, но сейчас это его даже порадовало. Уж очень отчетливо он помнил, как жрал сардины руками, как давился и хрюкал, а вилки...
Вилки лежали рядом с хлебом, тут же стоял и полный стакан апельсинового сока. Егор осторожно отхлебнул. Нормальный сок, разве что теплый. За полтора часа нагрелся.
Ему остро захотелось лечь в постель еще раз и еще раз проснуться окончательно, полностью, без промежуточных состояний, безо всяких историй с банками и взбесившимся Холуем.
А ведь это он, осенило Егора. Холуй во всем виноват. Произошел какой-нибудь сбой, он и заврался. Что было - забыл, чего не было - придумал. И я, наверно, спросонья добавил. Рыбу, допустим, ел, от банок никуда не денешься. А реклама пригрезиться могла. И диван тоже. Что еще? А ничего. Остальное все сходится.
Егор почувствовал такое облегчение, что даже удивился: неужели это его настолько тяготило? Вот ерунда! Подумаешь, сон с явью перепутал. Смешно. Можно рассказать кому-нибудь.
Маришке и расскажу, решил он. В кафе. Хотя нет, поздно уже.
- Время выходить, - будто нарочно встрял мажордом. - Электричка отправляется через семь минут.
- Заткнись, - прорычал Егор. - Ты у меня сегодня проштрафился. Да столик-то журнальный убери! Что ты его все под ноги суешь?
- Меблировка по программе "день", - пояснил Холуй.
Чтобы не отравлять себе настроение окончательно, Егор одевался молча. Молча сложил магнитную застежку на шортах, сунул ноги в сандалии и накинул желтый теплоотражающий плащ.
Желтый цвет Егору не шел - это ему говорили все, от Маришки до последнего монтера на работе. С такой внешностью нужно носить либо белый, либо кремовый и не клешеный плащ, а узкий. Егор не обращал внимания. Когда он надевал кремовый и узкий, окружающие советовали примерить желтый и клешеный - и конца этому не было. Он давно осознал, что одежды, делающей его лучше, чем он есть, в природе не существует.
Тело, не одаренное атлетическими данными, при отсутствии должного ухода превратилось в то, во что превратилось: в свои тридцать два Егор был тощ и сутул, а иногда и нескладен, как старик.
Темноволосый, с ранними залысинами, вынуждавшими стричься коротко, с тонким носом и карими, глубоко посаженными глазами, он мог одновременно производить впечатление человека беспомощного и не в меру прагматичного, но ни нравиться, ни нарочно вызывать антипатию Егор не умел. Он просто был собой всегда, и поэтому врагов имел так же мало, как и друзей. Он, как и все нормальные люди, никого не интересовал.
На лифтовой площадке Егор увидел Маришку. Переминаясь в ожидании попутной кабины, она копалась в сумочке и прикладывала к плащу разные украшения.
- Доброе утро, - сказал Егор. - А я о тебе думал.
- Ты всегда обо мне думаешь, - отмахнулась она. - В кафе не ходил?
- Нет. А ты?
- Проспала.
- Счастливая. А у меня кошмары.
Егор внимательно посмотрел ей в лицо и понял, что Маришка ни при чем.
- Да еще реклама. С пяти часов, представляешь? - Он прикрыл глаза и нараспев процитировал: - Времена меняются, потребности меняются...
- Это новая. Откуда?
- Ты разве не получала? По телесети, да с красным фифом!
- Нет, не было. С красным грифом я бы не пропустила, - равнодушно отозвалась она, пристегивая к широкому воротнику гроздь алых бусинок.
- Погоди, как это не было? По общему каналу. Ты не могла...
- Ты покушал? - невпопад спросила Маришка.
- Перекусил.
- А я не успела. На работе придется.
- Кстати, я насчет...
- Лифт приехал, - перебила его Маришка и, улыбнувшись кому-то из соседей, вошла в кабину.
Егор последовал за ней, но встать рядом им не удалось. Спины в белых и розовых плащах растолкали их по углам, и на этом все общение закончилось. Егор знал, что внизу их ждет еще большая давка, и в вестибюле поговорить не получится. Если б у них была одна электричка, они бы, конечно, садились рядом и всю дорогу болтали бы о чем-нибудь таком.
Но с электричками им не повезло. Он уезжал на шестьдесят километров в глубь материка, Маришка же, наоборот, ездила к побережью и, как предполагал Егор, служила где-то в системе флота.
Кроме этого предположения, у него были и другие: в прошлом году он считал, что Маришка работает психологом, а в позапрошлом - что она занимается промышленным шпионажем. За два года он перебрал много версий, но так и не выяснил, кто же Маришка Стоянова на самом деле.
Познакомились они легко и как-то обыкновенно: заняв соседнюю квартиру, Маришка позвонила ему в дверь и представилась. Он пригласил ее войти - она отказалась. Утром они случайно столкнулись в кафе на шестьдесят втором этаже, и Маришка без возражений села с ним за один столик. За завтраком они говорили о многом, но только не о себе. И на следующий день - тоже. Егор смущался, а Маришка инициативы не проявляла. Через месяц эти недомолвки вошли в традицию, и ломать ее уже не поднималась рука.
Все, что Егор выяснил о соседке, уместилось бы на кончике карандаша: ровесница, образованна и богата, если имеет квартиру в два раза больше его собственной к тому же красива и, как ни странно, одинока. Последнее слегка настораживало, но настоящее препятствие Егору виделось в другом. У Маришки он не бывал, зато захаживал в ее квартиру, когда та еще пустовала. Бригада техников меняла аппаратуру, в том числе блок квазиинтеллекта для мажордома, и состояние нового жильца Егор оценил как солидное.
От нечего делать Егор подсчитал, что, завтракая, за два года они с Маришкой провели вместе около десяти тысяч минут, или почти семь суток. За неделю нормальные люди успевают влюбиться, надоесть друг другу до смерти и навсегда расстаться. Они же с Маришкой только завтракали - по вечерам она была для него недоступна. Раньше Егор маялся мыслью пригласить ее на ужин, или хоть на чай, да все как-то не выходило. Один раз она почти согласилась, но в тот день его срочно вызвали на работу. Потом он опять маялся и опять решился, но тогда уже не смогла Маришка. Или не захотела. Впрочем, это было давно, еще в первый год.
Кабина качнулась и замерла; телескопическая створка утонула в стене, и народ высыпал в вестибюль. Здесь поддерживался тот же климат-режим, что и в квартирах, но из-за постоянно открытых дверей в час "пик" сюда заползала жара. Табло под потолком уведомляло, что на улице пятьдесят один по Цельсию.
