Олег Тарутин - К несчастью, только ты
"Нет, конец! Конец этим игрищам! Пусть только домой явится!-думал озлившийся Глаголев. - Устроили малину! Либо я, либо эта гоп-компания!"
Забыв о бокалах, со "Щедростью" и "Пигмалионовыми руками" в руках Глаголев вернулся на кухню, бросил шедевры на пол. Потягивая из чашки малагу, он задумчиво рассматривал этих голых теток, носком ботинка перемещая листы по скользкому линолеуму.
Он даже головы не поднял, когда в прихожей заскрежетал ключ, лязгнула дверь и зазвучали шаги жены-мимо кухни в ту, выставочную комнату. Скрипнула дверца шкафа, проехался по полу стул. Тишина. Вскрик. Падение чего-то. Стремительные шаги назад.
- Иван!
Глаголев повернул голову. На пороге кухни стояла полураздетая Стелла Викторовна. Лицо ее было бледно до синевы.
- Здравствуйте вам!-сказал Ванечка, вставая и кланяясь.-Как жилось, как ждалось?
Глаза супруги были устремлены не на него.
Стелла Викторовна с ужасом смотрела на поверженную Алмирову графику. Рот ее кривился и дергался.
- Зачем же,-проговорила она с трудом.зачем же так варварски, Иван? Ты можешь убить меня, но при чем же тут работы Алика? Которого ты и мизинца... Только посмей меня ударить, посмей только прикоснуться!-отчаянно закричала она, когда изумленный Глаголев шагнул к ней.
Спятила она, что ли? Да в жизни он ее и пальцем не тронул. И сейчас в мыслях не было.
- Тебе уже поведали, - ломая пальцы, выкликала бледно-синяя, залитая слезами, расхристанная Стелла Викторовна.-Тебе, конечно, донесли!
- Да о чем ты, кума?
- Про Алика! Про нас с Аликом! Что я люблю его! Я люблю его всем своим существом! Это сильнее меня! Я горжусь им!
- Этого, что ли, Алмира? - Ванечка вопросительно постучал подошвой по листам.
- Да! И гения не затопчешь! Он любит меня, как никого никогда в жизни не любил, да будет тебе известно! И он-мой муж! Да-да-да! И делай со мной что хочешь!
- И что же, - глухо спросил Глаголев, - ваша семья тут и живет?
- А если Алику негде жить?
- Так, - сказал он. - Стало быть, вот оно как...
- Конечно, все тут твое, - рыдала меж тем Стелла Викторовна,-и квартира, и обстановка на твои деньги... Мы знаем, знаем, и Алик бы ни за что... никогда... - Она ломала пальцы, не договаривая фраз. В расстегнутой кофте, без юбки, в колготках... "Руки Пигмалиона". .. Рот Ванечки наполнился какой-то кислой гадостью, он торопливо шагнул к раковине.
- Кой тебе годик, кума? - спросил он Стеллу, закрывая кран.
- Да-да!-с новой силой зарыдала она.Знаю! Сорок три! Прекрасно знаю! Но он любит меня, он не может без меня жить! И никому не растоптать и не опошлить нашего чувства! Для нас нет разницы в возрасте! Что же делать, Иван, если так получилось?
Это была единственная человеческая фраза из всех, произнесенных Стеллой Викторовной.
- Это ваши подробности,- прервал ее Глаголев. - Живите.
Он подошел к столу, отпихнув ногой подвернувшуюся сумку с подарками. О подарках он не вспомнил: царственное убранство стола, над которым он трудился давеча, - вот что его интересовало. Не спеша Глаголев ссыпал в помойное ведро снедь со всех тарелок и блюдец, опрокинув над мойкой, опорожнил вскрытые бутылки. Последнюю, нераскупоренную, стал было открывать, но, передумав, просто грохнул ею о край мойки. Стелла вскрикнула.
Руки Ванечки тряслись. Он потянул сигарету из пачки зубами.
- Старая ты дура,- задумчиво сказал он.-Старая, истеричная, неряшливая дура. Не думал я, что ты до такого докатишься. Поздно тебя учить. Пропади ты пропадом! Отойди-ка от двери!
Глаголев осторожно обошел посторонившуюся в дверях женщину, которая, всхлипывая, прижимала кулачки к подбородку, отомкнул дверь и навсегда покинул свою опоганенную квартиру. Из ближайшего автомата он позвонил туда, куда собирался позвонить лишь назавтра, и абонент оказался дома, и узнал его, и обрадовался.
- Верочка,- сказал Глаголев после первых же фраз,-нужен запасной аэродром. На несколько дней. Можно?
- Сам знаешь,-последовал ответ.-Приезжай.
Вот так, нежданно-негаданно оказался Глаголев в день возвращения из дальних странствий не в родных стенах, а в квартире хорошей своей знакомой Веры Олонцовой. Если бы не смогла она предоставить этот самый "запасной аэродром", что маловероятно, он нашел бы пристанище у кого-нибудь из друзей и наверняка не был бы там в тягость. Пожил бы, сколько нужно, пока не придумал чего-нибудь.
На работе Глаголев появился на следующий же день, весьма удивив этим экспедиционное начальство, привыкшее к послеприездной вольности сотрудников. Кстати сказать, и ночевки на пароходе не были ему заказаны: дел по экспедиции там оставалось еще много. На пароходе, в знакомой каюте, устраивали они с друзьями послеразгрузочные посиделки. Мужики, которым Глаголев в кратких словах поведал печальные свои обстоятельства, мрачно негодовали, сочувствуя другу. Если бы не опасение оскорбить его семейное прошлое, они бы об этой Стелле Викторовне... Ведь видели же, ведь наблюдали...
- Эмансипешки, так их! - говорили мужики.-Повезло в жизни дуре (прости, Ванечка!), да ей бы ноги ему мыть! Ладно, молчу... Да не о том я, Левка, что человек он золотой, что приборист, каких нету! Это нам знать, не о том речь! Ты на него на самого глянь: волчина матерый! Да встань, Иван, разверни плечи! Ладно, молчу... Есть же дурищи на белом свете!
- Ну ладно, эмансипешки,-говорили они.-Что с ней потом будет-жалеть не приходится. А вот она сейчас в квартире художника своего облизывает, а Ванечка - на улице. Это как?
- Разберусь! - махал рукою Ванечка.
- Да уж ты разберешься,-повторяли его жест приятели.-Хлопнул дверью и конец! Да ей, этой... Ладно, молчу. Ей только этого и надо! Думаешь, совесть полмеет, квартиру разменяет? Жди! Будут они там лакать кофе всей своей малиной и не подавятся! С чем же, братцы, Глаголев наш при таком раскладе остается? Что он-то имеет, а? Вьючный ящик да баул с полевой одеждой. Палатка, правда, есть, только вот где ее поставить?
- Разберусь,-обещал Ванечка,-не пропаду, коллеги! Давайте-ка лучше... - И заводил лихую песню, перебивая мрачный настрой компании, перебивая свою тоску и, что там греха таить, - растерянность.
Дважды после таких пароходных встреч возвращался Глаголев на свой "запасной аэродром" не в лучшей форме. Он почему-то очень стеснялся представать перед Верой в таком виде ("Эка невидаль!"-смеялась она) и проклинал себя за то, что опять не позвонил ей, не предупредил о возможной ночевке в другом месте. Вера строго-настрого внушила ему, чтобы он непременно в таких случаях уведомлял ее. Слово взяла. Вот вчера он ее предупредил: остаюсь на пароходе, спи, не волнуйся...
.. .Интересные отношения сложились у Глаголева с Верой Олонцовоп, медицинской сестрой двадцати шести лет. Познакомились они два года назад в Иркутске, куда Глаголев угодил в командировку, а она по туристской путевке. В гостиничном холле Глаголев, конечно, обратил внимание на нее: красивую, модно одетую, хохочущую в компании туристов. Ну обратил и обратил, а о знакомстве с ней и не подумал, - с чего бы? Знакомство состоялось по инициативе Веры. Сначала Глаголев несколько раз перехватывал ее внимательный, изучающий взгляд, а потом она подошла к нему и заговорила. Помнится, она очень обрадовалась, что Глаголев тоже ленинградец, и пошел разговор о Ленинграде, кто из них где живет, где жил раньше, кем и где работает.
