Клиффорд Саймак - Воспителлы
- Легко ли мальчишке, когда весь город восстает против него?
- Что верно, то верно, - отозвался Стаффи. - Никто не был на его стороне. Уезжая, он мне сказал, что когда-нибудь вернется и покажет им, кто он такой. Но я-то думал, что он хвастается. Ну, как это обычно делают ребята, знаешь, чтобы подбодрить самих себя.
- Как ты ошибся, - сказал Дин.
- Уж дальше некуда, Джон. Потому что, пробыв на чужбине больше тридцати лет, Леймонт Стайлс вернулся, вернулся в старый, овеянный бурями дом на Мейпл-стрит, в пустой дом, который ждал его все эти одинокие годы; он вернулся старый, хотя ему едва исполнилось пятьдесят, большой и сильный, хотя волосы у него теперь были белее снега, а кожа, обожженная чужими солнцами, стала дубленой; вернулся после долгих скитаний от одной далекой звезды к другой.
Но Милвилл для него не был своим. Город помнил его, а он забыл город. Годы, проведенные в чужих краях, исказили его представление о родном городе, и то, что он помнил о нем, скорее походило на сказку, чем на правду, на сказку, которую породили годы, заполненные думами о прошлом, тоской и ненавистью.
- Мне надо идти, - сказал Дин. - У Керри, наверное, ужин готов. Она не любит, когда на столе стынет.
- Спокойной ночи, Джон, - сказал Стаффи.
Когда Дин закрыл за собой дверь и пошел вниз по улице, солнце почти село. Он не предполагал, что уже так поздно. Керри обидится на него и накричит.
Дин что-то пробурчал себе под нос. Керри была несравнима ни с кем.
Она не жена - у него никогда не было жены. Не мать и не сестра - обе они умерли. Просто домоправительница, преданно служившая ему долгие годы, немножко жена, немножко сестра, а иногда даже мать.
В привязанностях человека есть нечто странное, подумал Дин. Они ослепляют, связывают, делают человека таким, каков он есть. Это они помогают ему выполнять свой долг, с их помощью он достигает вершин, хотя эти вершины временами бывают серыми, бледными и очень неброскими.
Ничего похожего на ярко блистающие вершины Леймонта Стайлса, который шагнул на Землю со звезд и привез с собой этих три странных создания, которые стали сидеть с ребятишками. Привез их, устроил в своем доме на Мейпл-стрит, а потом через год-другой опять отправился к звездам, оставив Воспителл в Милвилле.
Чудно, что их провинциальный городок так спокойно принял эти экзотические создания. Еще чудней, что матери Милвилла в свое время вверили детей заботам чужаков.
Заворачивая за угол на Линкольн-стрит, Дин встретил женщину с маленьким, всего по колено ей, мальчуганом.
Он увидел, что это была Милдред Андерсон, вернее когда-то она была Милдред Андерсон, но потом вышла замуж, и он, хоть убей, не мог вспомнить ее нынешней фамилии. Занятно, как быстро взрослеет молодежь, подумал он. Казалось, Милдред кончила школу от силы два года назад; но в глубине души он знал, что ошибается, прошло уже больше десятка лет.
Он коснулся своей шляпы.
- Добрый вечер, Милдред. Ого, как вырос твой мальчик!
- Я хозю в гьюпу, - пролепетал ребенок.
Мать уточнила:
- Он говорит, что ходит в группу. Он этим так гордится.
- Конечно, в дошкольную группу?
- Да, мистер Дин. Воспителлы. Они такие милые. И так хороши с ребятами. Да к тому же плата. Точнее, никакой платы. Просто приносите им букет цветов или флакончик духов, или хорошую картинку, и они довольны. Они решительно отказываются брать деньги. Я не могу этого понять. А вы, мистер Дин?
- Да, - ответил Дин. - И я не могу.
Он уже позабыл, какой болтушкой была Милдред. Сейчас он вспомнил, что был период, когда ее за это прозвали Трещоткой.
- Я иногда думаю, - сказала она торопливо, будто боясь что-то упустить, - что мы, люди, здесь, на Земле, слишком большое значение придаем деньгам. А вот Воспителлы, кажется, вообще не знают, что такое деньги, или если и знают, то не обращают на них никакого внимания. Словно это что-то совсем незначительное. Я понимаю, что такие расы тоже существуют. Это наводит на размышления, верно, мистер Дин?
Теперь он вспомнил еще об одной ужасной особенности Милдред - каждый речевой период она неизбежно заканчивала вопросом.
Он и не пытался ответить ей. Он знал, что ответа не ждут.
- Мне надо идти, - сказал он. - Я и так уже опоздал.
- Мне было очень приятно вас повидать, мистер Дин, - проговорила Милдред. - Я так часто вспоминаю школьные денечки, и иногда мне кажется, что прошли долгие годы, а иногда - будто это было вчера и...
- Правда, это очень приятно, - сказал Дин, приподнявши шляпу, и припустил чуть не бегом.
- Недостойное зрелище, когда среди бела дня на людной улице тебя обращает в бегство болтливая женщина, - проворчал он себе под нос.
Подойдя к дому, он услышал сердитую суетню Керри.
- Джонсон Дин, - крикнула она, едва он переступил порог, - сейчас же садитесь за стол! Все давно остыло. Сегодня вечером у меня кружок. И рук не мойте.
Дин неторопливо повесил пальто и шляпу.
- Если уж на то пошло, мне и мыть-то их не надо, - сказал он. - У меня такая работа, что не очень-то испачкаешься.
Она засуетилась, склонившись над столом, налила ему чашку кофе, переставила на середину стола бутылку пива.
- Ведь сегодня вечером у меня кружок, - сказала она, делая особое ударение на этих словах, чтобы ему стало стыдно за опоздание. - Я и посуду мыть не буду. Оставьте ее на столе. Когда приду - вымою.
Дин покорно уселся за стол.
Он и сам не понимал, в чем тут дело, но, бессознательно выполнив требование Керри, вдруг ощутил уверенность в себе. Она заглушила глодавшие его беспокойство и ростки страха, которые чуть было не оплели его, хотя он сам не отдавал себе в этом отчета.
Керри прошла через жилую комнату, непреклонно водрузив шляпу на непреклонную голову, с видом женщины, которая опаздывает на заседание кружка не по своей вине. Она поспешила к двери.
- Вам больше ничего не надо? - спросила она, окинув быстрым взглядом стол.
- Ничего. - Он хмыкнул. - Желаю хорошо провести время в кружке. Собрать как можно больше сплетен.
Это была его излюбленная колкость и, хотя он знал, что Керри будет взбешена - выходка и впрямь была детской, - удержаться не мог.
Керри бросилась вон из комнаты, и он услышал, как она нарочито громко застучала каблуками.
С ее уходом в доме воцарилась гнетущая тишина, и, когда Дин сел за стол, комнату окутал глубокий сумрак.
Цел и невредим, подумал он, старина Джонсон Дин, учитель, цел и невредим в доме, который построил еще его дед - сколько же лет назад? Теперь он кажется несовременным с его комнатами, расположенными на одном уровне, с камином, выложенным кирпичом, с двойным гаражом, пристроенным к дому, и с большим пнем перед окнами.
Невредим и одинок.
