Владимир Михайлов - Приют ветеранов
Вот он, Приют Ветеранов, место, куда неожиданно, срочным звонком, перенесена долгожданная и раз за разом срывавшаяся встреча. Впрочем, это в его манере — уж эти русские! Пора сбросить скорость и плавно повернуть; и тут женщина за рулем перестает быть путницей и становится красивой особой, хотя и не самой первой молодости. Есть люди, которые именно так и считают, во всяком случае, один-то человек — несомненно. В этот миг почему-то теряет значение и суровая хмурость пейзажа, и все остальное, кроме одного ощущения: сегодня они будут вместе… Остальное — ничто по сравнению с этим, даже пуля, вырвавшаяся из своего тесного гнездышка, чтобы вволю полетать, охлаждаясь и все замедляя скорость, а потом улечься на теплую сухую землю, забыв о том, что были пробиты стекло и кузов быстрого автомобиля. Ты ведь добрая, пуля, ты никого не собиралась задеть? Почувствовав на языке вкус этой мысли, нажать на педаль тормоза, остановиться, выйти из машины и, чувствуя, как от долгой езды затекло тело, направиться к сторожке, что приткнулась к высокой непроницаемой ограде. Идти она будет неторопливо, плавно, ощущая на себе чей-то взгляд. Обидно, что она приехала первой и ждать придется ей, а не ему, хотя в таком случае у нее будет какое-то время привести себя в порядок. «Жизнь, — думает Ева невольно, — временами она все еще бывает интересной…»
* * *
Но если избрать другой путь, берущий начало в Букаву и ведущий через Лоанго и Гомо, а от Кабале проходящий уже не по дороге, а по едва видной колее, впечатления будут иными. Дорога не позволит себе ни малейшего отклонения от прямой, словно стремясь преодолеть окружающее ее пространство как можно скорее. Над причиной задумываться не приходится: гладкая полоса плотной земли стиснута черными, выветренными скалами — свалкой неудавшихся эскизов гениального ваятеля. Порой утесы расступаются для того, чтобы дать возможность тончайшему, не знающему покоя песку подползти поближе к скалам, чья прямизна противоречит основной идее этих мест — непредсказуемости и вечной изменчивости. Скорее, скорее… Путник, радуясь, что отсоветовал своей старой знакомой добираться этим путем, незаметно прибавляет оборотов мотору, и гротескные фигуры вокруг начинают двигаться быстрее, разыгрывая какие-то сцены, чей смысл непостижим.
Мужчина за рулем мрачнеет и даже втягивает голову в плечи — оттого, может быть, что высоко в белесом небе, давно выцветшем от зноя, медленно плывут на парусах распахнутых крыльев стервятники. Непонятно, где тут находят они пропитание: кругом мертво, вулканы всего несколько лет как молчат. А ведь птицы эти не летают зря, и человек невольно, хотя это не его караулят, пригибается к рулю; стараясь не оглядываться по сторонам, он все-таки не может удержать взгляд на дороге, ему постоянно мерещится, что одно из немо грозящих сюрреалистических изваяний уже бросилось к нему, оно в прыжке и через миг обрушится, раздавит, сомнет и останется посреди дороги надгробием, красноречивым в своем молчании.
Человек, не отдавая себе в этом отчета, обращается по адресу, который на крайний случай хранится у каждого, и просит, трепетно просит, чтобы не перегрелся мотор джипа, не полетела клочьями резина. А местность все повышается, и мотор уже не шелестит, а громко сетует, нервы на незримом колке натягиваются все туже, звон их все выше, он перекликается с ветром, взвывающим вдруг, как сирена реанимационной «скорой», с теперь уже гневной бесконечной жалобой мотора. Ноздри судорожно втягивают сухой, как бы хрустящий воздух, царапающий гортань, воздух со стерильным запахом правящей здесь смерти. Тут не обязательно разбиваться, здесь может убить один лишь ужас, свойственный живому, канувшему в это мертвое царство. Ужас где-то близко, он словно нимб, который вот-вот превратится в сжимающийся обруч, и напоследок остается только посожалеть о том, что отпуск можно было бы задумать иначе, тем более если собрался провести его с женщиной, встречи с которой редки, но оттого лишь более желанны. И в самом деле, кой черт заставил его выбрать эти окрестности, где он бывал уже и никаких особо приятных воспоминаний не сохранил (если говорить о делах, которыми он в те годы занимался). Но ведь что-то заставило? Только ли звонок? Может быть, еще и неосознанное желание провести женщину там, где когда-то проходила жизнь? Но кому это нужно? Ей? Вряд ли. Лучше всего сразу же забрать ее и направиться в более привлекательное место. Но мешает сознание вовлеченности в судьбы мира.
А вот и перевал. Впереди, хотя и не близко, открывается простор. Утесы никнут, как ступленные за долгую жизнь зубы. Здесь сталкиваются ветры, и побеждает встречный, а не тот, что неотступно преследовал путника. Песок отползает. Вниз, вниз, туда, где на горизонте возникает вдруг ниточка какой-то краски. Зеленой? Да, зеленой. Ноздри щекочет запах дороги — оказывается, она пахнет, кто бы подумал… И не только пахнет. Вырвавшись из железных объятий, она даже позволяет себе шалость — элегантный вираж, и вот впереди возникает нечто, уже не внушающее ужас: Приют Ветеранов.
Колеса бегут, предвкушая отдых. Человек за рулем распрямляется, глубоко вздыхает и даже чуть улыбается. Выходит, на свете еще существует жизнь, а? Да, ну и пробег был, но зато как заманчиво выглядит даль! Прекрасная планета Земля.
Впрочем, дали ему сейчас не достигнуть. Эта часть пути закончилась. Вот ворота. Плавно срабатывает тормоз. Мотор, едва умолкнув, засыпает, словно солдат в походе, дошагавший-таки до привала. Выйдя из автомобиля, мужчина приближается к «лендроверу». Машина знакома и пуста. Но расчет оказался точным: смотри-ка, у нее мотор вроде не успел остыть; хотя при такой жаре и не разберешь толком. Главное — приехала… При этой мысли путник окончательно возвращается в свою прежнюю ипостась: в пожилого, находящегося в отставке офицера Интерпола, российского гражданина. Он спокойно идет к проходной, в то время, как в его душе звучит, в такт шагам, настоящий гимн: как прекрасно то, что лежит там, за горизонтом! Когда они тронутся дальше, непременно поедут через это великолепие.
* * *
Милов вошел в проходную, где на него вопросительно воззрился здоровый парень с автоматом. Забавно все-таки приехать совершенно нейтральным, посторонним человеком, туристом туда, где еще не так давно, если вдуматься, ты был должностным лицом Всемирной Антинаркотической Службы и выполнял задание (не выполнил, впрочем, поскольку наводка оказалась ложной). Изменился твой статус — и все вокруг, хочешь не хочешь, воспринимается совершенно по-другому. Но со старых времен он помнит, что в этом закутке надо показать, что у тебя нет при себе оружия. Его и в самом деле не имеется. Ни на себе, ни в сумке. В этой. Хотя здесь вход всего лишь в гостиничку, а не собственно в Приют, однако ветеранов тут надежно оберегают. Жертвы многочисленных малых войн, что время от времени (и в конце минувшего вулканического двадцатого века, и нынче, на заре двадцать первого) трясут этот континент, нередко воевали по разные стороны фронтов, и кое на ком из них (а может быть, и на каждом) есть кровь. Месть может настигнуть в любой момент, по этой причине ветеранов приходится охранять всерьез.
